Николай Свечин - Неизвестные рассказы сыщиков Ивана Путилина, Михаила Чулицкого и Аркадия Кошко [СИ litres]

В день обнаружения убийства Амвросий не пришёл к ранней обедне. Послушник его, живший в отдельном здании вместе с послушником другого монаха, явился по обыкновению рано утром в келью Амвросия и стал ждать выхода последнего из спальни. Не слыша там никакого движения и полагая, что иеромонах проспал начало ранней обедни, он сначала несколько раз постучал в дверь пальцем, но, долго не получая ответа, решился наконец приоткрыть дверь и заглянул внутрь. Страшная картина представилась его глазам: обезображенное тело иеромонаха лежало поперёк кровати. Кругом была лужа крови. Окно было открыто, и у него оставлена тяжёлая лестница, принесённая, очевидно, убийцами. Дрожащий от волнения послушник бросился в собор и оповестил отца-эконома о своём ужасном открытии. Монастырские власти сбежались в келью и сейчас же послали за полицией.

К моему приезду убитый уже был похоронен, и я лично тела не видел. Полицейские власти, производившие дознание, показали, что покойнику было нанесено множество ран по всему телу каким-то режущим орудием, по-видимому, большим ножом. Рот был разорван, и из него похищена искусственная челюсть на золоте. Лицо, грудь и руки в ссадинах свидетельствовали о происходившей борьбе. По заключению врача смерть последовала от задушения. Окровавленная подушка валялась тут же на полу у постели. Убийцы захватили золотые часы, выигрышные 1-го займа билеты и другие процентные бумаги на неизвестную сумму. Что у покойного они имелись, было известно со слов самого Амвросия отцу-эконому лавры. Последний не находил нужным делать из этого секрета и частенько подшучивал по этому поводу в присутствии посторонних над иеромонахом Амвросием. При осмотре места убийства местная полиция не обнаружила никаких указаний на виновников преступления, очевидно только стало сразу, что убийца был не один. Об этом свидетельствовала тяжёлая деревянная лестница, принесённая к окну кельи от далеко лежащих сараев. Одному человеку сделать это было не под силу. Опросы монахов, послушников и проживавших в отдельном корпусе богомольцев, пришедших «поработать на преподобного Сергия», осмотр книг, где записывались все посещающие монастырь лица, остающиеся в нём более суток, наконец, обыски в разных многочисленных притонах и ночлежках Сергиевского посада остались безрезультатными.

Таким образом, к моему приезду ни малейшего света не было пролито на это дело, и мне пришлось начать всё сначала.

Целый день ушёл у меня на подробные допросы обитателей лавры. Начал я их, разумеется, с послушника убитого. Это был высокий широкоплечий парень, мрачного вида, как оказалось, по словам братии, малообщительный и ни с кем почти никогда не разговаривавший, свободное время проводивший у себя в келье за какой-либо работой и никуда не отлучавшийся. Жил он в монастыре более года, усердно исполнял возложенное на него послушание и был на хорошем счету у монастырского начальства. Мне не удалось от него узнать ничего нового.

Дальнейшие допросы установили, что обширная лаврская пекарня, где приготовлялись просфоры, помещавшаяся в особом здании рядом с корпусом, в котором жил убитый иеромонах, представляла из себя род лаврского клуба. В пекарне постоянно торчали послушники и богомольцы и коротали там своё свободное время. Опрос всех наиболее усердных завсегдатаев этого своеобразного «клуба» о лаврских распорядках, монастырских нравах, характере и образе жизни убитого не дал мне для дела ни малейших полезных указаний. Я обратил внимание на то, что ответы на мои вопросы делались весьма сдержанно и обдуманно, точно опрашиваемые боялись проговориться в чем-то. Конечно, отчасти они, вероятно, просто опасались открыть мне некоторые соблазнительные подробности интимной жизни многочисленной монастырской братии, заключающей в себе всегда немалое количество людей, настроенных не слишком аскетически, но, кроме того, чувствовалось и нечто другое: видимо, опрашиваемым было что-то известно и по существу, но они почему-то не хотели или не смели об этом говорить. Как я ни пытался привести их к полной откровенности, из этого ничего не выходило.

Тогда для меня стала очевидной необходимость послать в лавру секретного агента под видом какого-нибудь богомольца, желающего поработать на «преподобного Сергия», который смог бы завоевать себе общее доверие и проникнуть в эту тайну.

Среди моих агентов имелся некий Смирнов, как раз подходящий для этой роли. Сын булочника, настроенный крайне религиозно, это был очень хороший человек, способный и спокойный работник.

Я вызвал его к себе и, объяснив дело, предложил ему отправиться в качестве благочестивого паломника в лавру, постараться пристроиться на работу в просфорню и пожить там некоторое время, внимательно за всеми наблюдая и прислушиваясь к разговорам.

К моему крайнему удивлению Смирнов категорически отказался от такой командировки.

– В чём дело? Почему вы отказываетесь? – спросил я.

– Извините, пожалуйста, господин начальник, я считаю большим грехом обманно проникнуть в святую обитель, выдавать там себя за другого и вкрадываться в доверие братии с тем, чтобы потом их выдать вам.

– Подумайте только, что вы говорите! Ведь я вас посылаю туда, чтобы смыть пятно с обители, чтобы освободить её от убийц, может быть, скрывающихся в её среде, чтобы поработать для торжества правды и справедливости. Если вам придётся притворяться и, как вы говорите, выдавать мне поверивших вам, то ведь такой работой вы только сорвёте преступную маску, которую надели на себя злодеи. Грехом может быть покровительство преступников, а не их изобличение. Неужели вы этого не понимаете? Если не прибегнуть к этому средству, мы, видимо, не в состоянии будем обнаружить виновных, и они безнаказанно смогут совершить новый ряд преступлений.

Слова мои, видимо, убедили Смирнова, и он согласился принять командировку.

Переодетый крестьянином-паломником, он доехал по железной дороге до последней перед лаврой станции (кажется, до Нового Иерусалима). Выйдя из вагона, сняв сапоги и подвесив их на свой посох за спиной, он отправился в обитель пешком, присоединившись к встреченным по дороге другим паломникам. В лавре монахи направили его к отцу-эконому, которому Смирнов сказал, что хочет остаться в обители несколько месяцев и бесплатно поработать на «преподобного Сергия» для спасения своей души. Узнав, что новый паломник по профессии пекарь, отец-эконом его спросил:

– А ты работаешь по белому или по чёрному?

– По обоим, отец-эконом, но лучше умею по белому.

Смирнова послали в просфорню, где он и поселился.

Благодаря своему кроткому и уживчивому характеру, Смирнов пришёлся всем по душе и через неделю не только стал в просфорне своим человеком, но и завоевал себе особое доверие самого отца-эконома, отправлявшего через него в слободку к одной дебелой вдове записочки, провизию в виде муки, рыбы и прочее.