Агата Кристи - Десять негритят / And Then There Were None

– Я только сказал, что вас долго не было, – повторил тот.

– Но мне ведь надо было найти ее, верно? Не могу же я в чужом доме знать, что где лежит.

– В отсутствии инспектора, другие два джентльмена были вместе? – уточнил Уоргрейв.

– Разумеется, – горячо начал Армстронг. – Точнее, Ломбард отошел на минуту. Я же стоял на месте.

– Я ходил проверить возможность передачи светового сигнала на берег, – сказал с улыбкой Филипп. – Искал наиболее подходящую для этого точку. Меня не было всего минуту-другую.

Армстронг кивнул.

– Правильно. Недостаточно, чтобы совершить убийство, уверяю.

– Кто-нибудь из вас смотрел на часы? – спросил судья.

– Нет.

– У меня их не было, – сказал Ломбард.

Ровным голосом Уоргрейв произнес:

– Минута-другая – расплывчатое понятие… – Он повернулся к женщине с прямой спиной и работой на коленях. – Мисс Брент?

– Я прогулялась с мисс Клейторн до вершины острова, – сообщила пожилая дама. – А после все время сидела на солнечной стороне террасы.

– Не помню, чтобы я вас видел, – усомнился судья.

– Не видели, потому что я сидела за углом дома, на восточной стороне. Там не было ветра.

– И вы оставались там до ланча?

– Да.

– Мисс Клейторн?

Вера ответила четко и с готовностью:

– Рано утром я была с мисс Брент. Потом погуляла немного одна. После спустилась на берег и поговорила с генералом Макартуром…

– В котором часу? – перебил ее Уоргрейв.

Вера впервые смутилась.

– Не знаю. Примерно час спустя после завтрака – а может быть, и меньше.

– До того, как мы говорили с ним, или после? – задал вопрос Блор.

– Откуда мне знать? – сказала Вера. – Он… он говорил очень странно. – Она вздрогнула.

– В каком смысле – странно? – уточнил судья.

Вера тихо ответила:

– Он сказал, что мы все умрем… сказал, что ждет конца. Он… он напугал меня…

Судья кивнул.

– Что вы сделали после?

– Вернулась в дом. Затем, сразу перед ланчем, я вышла снова и поднялась на гору за домом. Мне было ужасно неспокойно весь день.

Судья Уоргрейв погладил подбородок и произнес:

– Остается Роджерс. Однако сомнительно, чтобы его показания могли прибавить что-нибудь существенное к уже имеющимся у нас сведениям.

Роджерсу, когда его вызвали в суд, почти нечего было сказать. Все утро он занимался делами по хозяйству и готовил ланч. Перед ланчем отнес на террасу коктейли и поднялся наверх, чтобы перенести свои вещи из чердачной комнаты в другую. В течение всего этого времени дворецкий не смотрел в окно и не видел ничего такого, что могло бы иметь отношение к смерти генерала Макартура. Также он мог поклясться на Библии, что в столовой было восемь фарфоровых фигурок, когда он накрывал стол к ланчу.

Когда Роджерс кончил, наступила пауза. Судья Уоргрейв откашлялся.

– Сейчас последует итоговая речь! – шепнул Ломбард Вере Клейторн.

– Мы расследовали обстоятельства трех произошедших смертей наилучшим доступным нам способом, – начал Уоргрейв. – Хотя в разных случаях подозрение особенно тяжело ложится на разных людей, ни в одном случае не оказалось никого, кто мог бы быть полностью оправдан. Я подтверждаю свое ранее высказанное мнение о том, что из семи людей, находящихся в данный момент в этой комнате, один – опасный и, возможно, безумный преступник. Никакими доказательствами того, кто именно этот человек, мы не располагаем. Все, что мы способны предпринять в существующих обстоятельствах, – это позаботиться о скорейшей связи с землей для получения помощи, а если таковой не последует – что, учитывая состояние погоды, вполне вероятно, – то нам надлежит самим принять меры для обеспечения собственной безопасности. Прошу всех присутствующих обдумать мои слова как можно серьезнее и все соображения, которые у вас возникнут, сообщить мне. Тем временем призываю всех быть начеку. До сих пор перед убийцей стояла несложная задача, так как его жертвы ничего не подозревали. Отныне мы должны подозревать друг друга на каждом шагу. Предупрежден – значит, вооружен. Не рискуйте и помните об опасности. Вот и всё.

Филипп Ломбард шепнул:

– В работе суда объявляется перерыв…

– Вы в это верите? – спросила Вера.

Они с Ломбардом сидели у окна в гостиной. Снаружи лил дождь, порывистый ветер то и дело сотрясал стекло.

Филипп слегка склонил голову набок, прежде чем ответить, потом сказал:

– Вы про то, верю ли я старому Уоргрейву, когда он говорит, что это один из нас?

– Да.

– Трудно сказать, – медленно произнес он. – Логически он, конечно, прав, и все же…

Вера не дала ему закончить:

– И все же это совершенно невозможно!

Филипп скорчил гримасу.

– Вся эта история невозможна! Но после смерти Макартура стало ясно одно: речь идет не о случайных смертях и не о самоубийствах. Мы имеем дело с убийством. Точнее, с тремя убийствами.

Вера поежилась.

– Как в кошмарном сне… Мне все время кажется, что такое просто не может происходить на самом деле!

– Знаю, – понимающе сказал Ломбард. – Все время ждешь, что вот-вот постучат в дверь и внесут утренний чай…

– Ах, если бы! – вздохнула Вера.

– Да, только этого не будет! – серьезно произнес Филипп. – Мы в кошмарном сне. И должны соблюдать осторожность.

– Если… если это действительно кто-то из них… то на кого вы думаете? – понизив голос, сказала мисс Клейторн.

Ломбард отрывисто усмехнулся:

– Как я понял, нас двоих вы исключаете… Что ж, правильно делаете. Я точно знаю, что я не убийца. Да и в вас, Вера, я никаких следов безумия не нахожу. На мой взгляд, вы самая разумная и уравновешенная девушка из всех, кого я когда-либо видел. Я мог бы поклясться честью, что вы не безумны.

– Спасибо, – поблагодарила девушка с кривой улыбкой.

– Ну, что же вы, мисс Вера Клейторн, не вернете мне комплимент? – усмехнулся он.

Вера помешкала, потом сказала:

– Вы сами признались однажды, что человеческая жизнь для вас пустяк. Но, с другой стороны, я как-то не могу представить вас диктующим текст для той пластинки.

– Вот именно, – кивнул Ломбард. – Если б я убил кого-нибудь, то исключительно ради выгоды. А убийства ради убийства не по моей части. Хорошо, значит, себя мы исключим и займемся нашими четырьмя компаньонами. Кто из них А. Н. Оуэн? Что ж, если уж строить необоснованные догадки, не имея при этом особенного выбора, то я бы поставил на Уоргрейва.

– О! – Вера, похоже, была удивлена. Подумав с минуту, она спросила: – Почему?

– Трудно сказать наверняка. Ну, начать хотя бы с того, что он старик и всю свою жизнь только и делал, что председательствовал в судах. А значит, по нескольку месяцев в году разыгрывал из себя Господа Бога. Такое рано или поздно ударяет человеку в голову. Ему начинает казаться, что он всемогущ, что жизнь и смерть ближних в руке его, а тут уж и до сумасшествия недалеко! Почему бы не стать заодно и Палачом, и Судьей Последней Инстанции?