Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 39. По тонкому льду

— Какого рода обстоятельства? — спросила Берта.

— Умение махать кулаками, — пояснил я.

— Минуточку, минуточку! — возмутился Даусон. — Ничего подобного я не говорил.

— Но намекнули, — уточнил я.

— Я просто хотел дать понять, — принялся оправдываться он, — что в моем представлении частный детектив должен быть пошире в плечах, потяжелее и немного постарше, так как ему иногда приходится противостоять насилию.

— Мы справляемся, — решительно заявила Берта.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — пошел на попятный Даусон.

— В этом деле фигурирует женщина, — пояснил я, — и мистер Даусон считает, что это несколько усложняет ситуацию.

— Это всегда усложняет ситуацию, — констатировала Берта.

Она тяжело опустилась на стул, положив руки так, чтобы бриллианты на ее пальцах сверкнули ослепительным огнем. Еще раз оглядев Даусона, она требовательно спросила:

— Итак, что вы можете сказать о вашем деле?

— Прежде всего то, что оно требует деликатного подхода.

— Иначе мы не работаем, — заверила его Берта.

— Вопрос упирается в семейные отношения.

Я передал Берте его визитную карточку.

Та задумчиво провела большим пальцем по тисненому шрифту, затем резко спросила у Даусона:

— Вы помощник президента?

— Совершенно верно.

— И вас зовут Даусон?

— Да. Клейтон Даусон.

— Но компания носит ваше имя. Или это просто совпадение?

— Она была основана моим отцом.

— Вашего отца больше нет в живых?

— Он отошел отдел. Сейчас входит в совет директоров.

— Тогда почему президент не вы?

— Не вижу причин для обсуждения моих семейных дел, миссис Кул, — высокопарно ответил Даусон. — Так получилось, что президентом стал мой старший брат.

— Понятно, — протянула Берта. — И что там за корки?

— Простите?

— Из-за чего сыр-бор? Что вы от нас хотите?

Даусон посмотрел на меня, потом перевел взгляд на

Берту:

— У меня есть дочь.

Берта не проронила ни слова.

— Ей двадцать три года, — продолжал он. — Она недисциплинированна, неблагодарна и, боюсь, если судить по старым меркам, аморальна.

— В наши дни женщин не оценивают по старым меркам, — вставила Берта. — Они вышли из моды. В чем, собственно говоря, проблема?

— Когда я понял, что она не хочет исправляться, а собирается и дальше позорить имя семьи, то перестал давать ей деньги. Другими словами, я ей сказал, что если она по-прежнему будет игнорировать мое мнение и не ставить меня ни в грош, то я не несу за нее никакой финансовой ответственности.

— И что она сделала?

— Ушла из дома.

— Это произошло в Денвере? — подал голос я.

Даусон бросил на меня быстрый взгляд, потом опустил глаза и снова поднял их, выдавив:

— Да.

— Продолжайте, пожалуйста, — попросил я.

— Моя дочь покинула меня и переехала в Лос-Анджелес, где связалась с одним мужчиной. Мне их союз не нравится — из-за этого человека.

— Вы встречались с ним?

— Да.

— Как его зовут?

— Сидней Элдон.

— А имя вашей дочери?

— Филлис. С двумя «л».

— Вы поддерживаете какие-то отношения с дочерью?

— Мы изредка переписываемся.

— Давно она ушла из дома?

— Месяца два назад.

— Почему вы обратились к нам?

Даусон принялся нервно ерзать на месте, затем закинул ногу на ногу, потом снова сменил позу.

— Не тяните, — настаивал я. — Облегчите душу. Что вас так сильно беспокоит?

— Я, право, не знаю, сумеете ли вы мне помочь, — промямлил он.

— А я тем более!

Даусон сердито посмотрел на меня.

— Дональд хочет сказать, — пришла мне на помощь Берта, — что прибегать к услугам сыскного агентства для решения романтической проблемы — слишком дорогое удовольствие.

— Деньги, — щелкнул пальцами Даусон, — ничего не значат.

— Я понимаю, — заворковала она. — Это дело принципа.

— Именно. И здесь затронута честь семьи.

— Каким образом? — поинтересовался я.

— Надеюсь, все, что я вам говорю, останется между нами?

— Разумеется.

— Надо полагать, как частные детективы вы имеете лицензию?

— Да.

— А в случае сокрытия доказательств преступления вы их лишаетесь?

— Однозначно.

— Следовательно, вы не возьметесь за расследование, которое будет стоить вам лицензии?

— Мы вас внимательно слушаем, — сказал я, заметив, что Берта колеблется.

— Следовательно, — продолжал Даусон, — если я буду с вами совершенно откровенен, вы не сможете взяться за это дело и выступить в мою защиту, но, с другой стороны, для того чтобы вы могли защищать меня, как я того хочу, я должен быть совершенно откровенен с вами.

— Сделки подобного рода, — предупредил я, — стоят чертовски дорого.

Берта снова просияла, одобрительно взглянув на меня.

Даусон нагнулся, раскрыл «дипломат» и вытащил из него конверт. Из конверта он извлек небольшой кусочек материи и передал его Берте.

— Что это? — спросила она, вертя ткань в унизанных сверкающими кольцами пальцах.

— Я должен говорить очень осторожно, дабы не поставить вас в сомнительное положение и самому не оказаться в опасности, — начал Даусон. — Есть вероятность, что некто заявит, что данный клочок материи был обнаружен на корпусе автомобиля, которым якобы управляла моя дочь пятого числа этого месяца, находясь в состоянии умеренного опьянения.

— Вы хотите сказать… — осеклась Берта.

— Помолчите, — оборвал я ее.

Она бросила на меня свирепый взгляд, но сдержалась.

— Даусон выразился совершенно ясно, — сказал я. — Ситуация требует очень осторожного подхода, и мы не должны говорить ничего, что поставило бы нашего клиента в опасное положение.

Даусон энергично закивал головой, соглашаясь со мной.

Мало-помалу до Берты дошло, и она с тревогой принялась переводить взгляд с меня на Даусона и обратно, предупредив на всякий случай:

— Мы не можем идти против закона, Дональд.

— Конечно не можем, — пожал я плечами. — Но пока что я не вижу никаких законов, которые можно было бы нарушить. Я так понимаю, мистер Даусон, вы не готовы объяснить нам, кто обнаружил этот кусок материи и какое он имеет значение?

— Я не знаю, — с чувством заметил Даусон, — имеет ли он какое-либо значение вообще. Вот почему я и пришел к вам. Я бы хотел, чтобы вы это установили.

— А если окажется, что он имеет определенное значение?

— Я хотел бы изъять эту материю наилучшим из возможных способов.

— Вы очень дорожите добрым именем своей семьи, но как будто не испытываете особой привязанности к вашей дочери, не так ли? — спросила Берта.

— Это не так. Я очень люблю свою дочь, но всякому терпению есть предел. Боюсь, что она поставила меня в такое положение, когда я не могу выражать отцовские чувства… по крайней мере, открыто. Я должен действовать незаметно, так сказать из-за кулис, таясь от посторонних глаз.