Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 39. По тонкому льду

— И сколько переломов?

— Черт возьми! Я прекрасно знаю, что у меня перелом ноги, но врачи говорят, что это не так. Видите ли, рентген не выявил, но уверяю вас, я его чувствую… Я и за тысячу долларов не согласилась бы вновь пережить такое. Я едва могу двигаться, так все болит…

— Иногда мой знакомый, — продолжал я, — делает на этих травмах большие деньги, а иногда, ознакомившись с делом, считает, что тут ловить нечего, и умывает руки. Если ваш случай таков, придется подписать условие, освобождающее его от обязательств.

— Но только после того, как он выложит деньги?

— Разумеется.

— Я подпишу все, — твердо сказала она.

— Тогда расскажите мне обстоятельства вашего дела.

— Молодой человек, вам не удасться меня провести. Вы — из страховой компании, которой требуется эта бумага, но вы хотите представить все как спекуляцию, чтобы заплатить поменьше… Об этом деле вам известно столько же, сколько и мне, если не больше.

— Вы довольно проницательны и очень, очень подозрительны, миссис Честер, — улыбнулся я.

— Это обвинение?

— Нет, — заверил я ее. И добавил: — Возможно,

это просто не имеет значения. В душе вы уже решили, какая сумма является достаточной компенсацией. Таким образом, вы можете получить наличные прямо сейчас и покинуть этот убогий квартал. Вы сможете отправиться в частную лечебницу или в отель, где у вас будет прекрасное обслуживание и намного больше комфорта. >,

— Больше всего на свете, — доверительно сказала она, — мне хотелось бы приобрести телевизор с дистанционным управлением. Знаете, такой, чтобы, не вставая с места, переключать каналы.

— Я совершенно уверен, что все это можно было бы организовать, если, конечно, вы не заломите непомерную цену.

— Вы все еще продолжаете цепляться за свою историю о каком-то знакомом, который якобы хочет приобрести мой иск для последующей спекуляции?

— Так оно и есть. Многие так поступают.

— Пятнадцать тысяч долларов! — отрезала она.

Я улыбнулся, отрицательно покачал головой и добавил:

— Вы до сих пор не ознакомили меня с обстоятельствами дела.

— Это был обычный наезд, — пожав плечами, ответила она. — Я стояла на перекрестке, думала о своем, когда из-за угла выскочила эта машина и помчалась по улице. За рулем сидела какая-то молодая женщина. Я не успела ее толком разглядеть.

— Вы помните марку автомобиля?

— Нет.

— Надеюсь, вы понимаете, что мой знакомый попытается разыскать ее?

— Это будет нетрудно.

— Почему вы так решили?

— В полиции мне сказали, что наезды — это тот сорт преступления, который легче всего раскрыть. У них столько всяких приборов, что они смогут найти машину в двадцать четыре часа.

— Сколько времени прошло после наезда?

— Пять или шесть дней, почти неделя. Точно уже не помню. Погодите, сейчас соображу…

— Но больше чем сорок восемь часов назад?

— Конечно. Я же сказала, что это было… постойте… пять дней назад. Сегодня — шестой.

— И полиция до сих пор никого не нашла? — спросил я. — Ведь с каждым упущенным днем шансы найти преступника все уменьшаются, так же как и ваши шансы на получение компенсации.

Она ответила мне холодным взглядом.

— Откройте эту дверь и подайте мое платье, молодой человек.

Я открыл шкаф и вынул оттуда платье.

Она расправила его и показала мне место, откуда был выдран небольшой клочок материи.

— Клочок этого платья вырвала наехавшая на меня машина, — пояснила она. — Полицейские сказали, что волокна ткани должны остаться на решетке радиатора. Они ее найдут.

Материал платья был точно такой, как тот, что демонстрировал мне Даусон.

— Возможно, это и так, но даже если они найдут нарушителя, вполне может оказаться, что у него нет ни цента, и никакая страховка…

— Вряд ли, — заметила она. — Это была первоклассная машина… из тех, что мчатся как ракеты, и я знаю, что эта женщина была застрахована. Ведь вы же здесь? Вы же из страховой компании?

Я покачал головой.

— Ну ладно, — продолжала пострадавшая. — Я делаю вам предложение. Хотите соглашайтесь, хотите нет. Если ваш знакомый выкладывает десять тысяч долларов наличными, я подписываю документ.

— И что вы сделаете дальше? — спросил я.

— А что я, по-вашему, должна делать?

Я сказал:

— Может статься, что мой знакомый предпочтет уладить дело без суда. В таком случае ему не с руки, чтобы полиция чересчур старалась.

— Я уеду, — вмиг сообразила она. — Найти меня будет непросто. Я устрою все так, что полиция до меня не доберется, но эти десять тысяч долларов я должна получить наличными в ближайшие двенадцать часов.

Я улыбнулся и покачал головой:

— Это невозможно. Ровно столько времени может уйти у меня только на то, чтобы связаться с этим знакомым, да еще может оказаться, что он уже не интересуется такого сорта делами. Все, что я знаю, — это что он время от времени совершает подобные сделки, и порой они окупаются. Случается, что он выигрывает в десять раз больше, чем потратил, а случается, что и теряет свои деньги.

— Ну, что касается этого дела, то ваш знакомый внакладе не останется, — сказала она. — Полиция должна отыскать машину. Она давно уже должна была ее найти. А когда машина окажется в руках полицейских, они заставят хозяйку уплатить большой штраф. Я ведь не вчера родилась. Это дело не того сорта, когда водитель останавливается, отвозит вас в ближайшую больницу и оказывает всяческую помощь. Нет, на меня наехали, сбили с ног, а затем дали деру. А меня бросили лежать посреди дороги. Это уже преступление. Женщина, которая сидела за рулем той машины, может угодить в тюрьму. Стоит им только ее найти, и ей придется заплатить… а вы представляете ее интересы. Это так же верно, как и то, что я сижу сейчас перед вами. Мне следовало запросить с вас пятьдесят тысяч!

Я рассмеялся:

— Пусть будет пятьдесят, если вам так хочется. А я, пожалуй, пойду, и вы меня больше не увидите… Разве только пожелаете подписаться на эти журналы. Тогда вами займется отдел распространения.

— Будь по-вашему, — сдалась она. — Мне нужны деньги. Рискну. Итак, десять тысяч долларов наличными в течение двадцати четырех часов… Я сдержу свое обещание, подпишу документ и скроюсь от всевидящего ока полиции. Я позволю этой молодой женщине ускользнуть.

Я покачал головой.

— Так не пойдет.

— Почему это?

— Потому что на языке правосудия это означает «соучастие в преступлении с отягчающими обстоятельствами».

— Хорошо, предположим, что я ничего подобного вам не говорила.

— Тогда это абсолютно законно, поскольку во всех предыдущих вопросах мы не достигли взаимопонимания.

Она улыбнулась мне мудрой, всезнающей улыбкой. Затем посмотрела на часы и проговорила: