Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 39. По тонкому льду

— Это одно и то же место, — сказал я.

— Что случилось? — поинтересовался он.

— Полиция дала маху.

— О чем вы?

Я усмехнулся и пояснил:

— Сержант Селлерс прибыл сюда из Лос-Анджелеса. Он считается корифеем, ему поручают сложнейшие дела, а он так опростоволосился на виду у всей местной полиции. Могу поспорить, ему сейчас очень кисло.

— Что произошло?

— Он не осмотрел как следует место преступления на предмет оружия убийства.

— Вы имеете в виду, они не?..

— О, они обыскали прицеп и осмотрели все вокруг, — сказал я. — Но там есть люцерновое поле, а между полем и краем шоссе проходит канава. Ее дно покрывает грязь, так что любой, кто попытается ее перейти, оставит четкие следы. Поскольку полицейские таких следов не обнаружили, они решили, что никто к полю люцерны не подходил и его можно вычеркнуть из списка перспективных объектов.

— Ну и?.. — спросил Колхаун.

— Сыщика должно интересовать, — продолжал я, — не только само место преступления, но и район вокруг. Нужно представить себе, где мог стоять человек, решивший выбросить опасную улику, например оружие.

— Значит, оружие было там? — спросил Колхаун.

— Да, оно было там, — ответил я. — Вороненой стали револьвер 38-го калибра с коротким стволом. Мне он показался дорогой игрушкой. Теперь он в полиции, и, конечно, они обзванивают округу, выясняя, кому он принадлежит. Чтобы по номеру определить владельца, им потребуется несколько минут. Затем они попытаются установить, нет ли на нем отпечатков пальцев. Вероятно, с этим им не повезет. В таких случаях на оружии не остается отпечатков.

— Но по номеру они смогут установить, чей это револьвер?

— Безусловно, — ответил я. — Любое оружие регистрируется при продаже. Не может ли этот револьвер оказаться вашим?

Он энергично покачал головой:

— Нет и одного шанса на тысячу. Я знаю, где мой револьвер.

— Где?

Он заколебался, потом ответил:

— Дома.

— Я предлагаю вам пойти другим путем, — сказал я. — Возможно, вы не знаете, но у вас не получается врать.

Он тяжело вздохнул:

— Хорошо, я скажу: револьвер у Нэннси.

— Откуда вам это известно?

— Я сам дал ей револьвер. Бедняжка была возбуждена и до смерти напугана. Я не думал, что она попытается бежать. Мне казалось, она выдержит… Я сказал ей: «Нэннси, когда будешь ложиться спать, запри дверь и никому не открывай, пока будут хоть малейшие сомнения. Положи этот пистолет под подушку и, если тебе придется воспользоваться им, стреляй без колебаний».

— Что потом? — спросил я.

— Потом я показал ей, как спускать курок, — сказал он. — Вам известно, что это револьвер-самовзвод. Его совсем просто освоить, даже без практики.

— И вы думаете, Нэннси искала защиту в пистолете?

— Несомненно.

— А есть вероятность, — спросил я, — что Нэннси, оказавшись втянутой в это дело, в прицепе спустила курок?

— Я полностью отбрасываю даже малейшую возможность этого, — горячо сказал он. — Ни одного шанса из миллиона.

— Ладно, возможно, вы правы. Я строю свои суждения на известном факте, что у нее не было машины. Она также вряд ли могла взять такси, чтобы следовать за машиной с наркотиками к тому месту, где было совершено преступление. Ей пришлось бы попросить таксиста подождать, пока она зайдет в прицеп, достанет револьвер и избавится от Эдди Саттона.

В этот момент кто-то уверенно постучал. Я сказал усталым голосом:

— Пойдите и откройте дверь сержанту Селлерсу.

Колхаун открыл дверь. Селлерс бросил на меня взгляд и сказал:

— Так, так, Шустрик, я вижу, ты первым делом бросился сюда, чтобы познакомить своего клиента с последними новостями.

— Я сообщил ему новости, — подтвердил я.

Селлерс обратился к Колхауну:

— Вам принадлежит револьвер 38-го калибра марки «смит-и-вессон» с дулом длиной V/% дюйма, номер 133347?

— Скорее отвечайте на вопрос, — посоветовал я Колхауну. — Сейчас вы находитесь под подозрением в совершении преступления, и вам задан уличающий вас вопрос. Но сержант не предупредил вас о ваших конституционных правах, так что все, что вы скажете, не может быть использовано против вас…

Сержант Селлерс грязно ругнулся и вытащил из кармана так называемый перечень Мириады.

Он представляет собой карточку, которую полицейские обязаны иметь при себе. Это стало правилом после решения Верховного суда Соединенных Штатов Америки по делу, расследование которого перестает быть общим и переходит на этап, где подозреваемому задаются конкретные вопросы по конкретному преступлению.

Селлерс начал читать, монотонно перечисляя пункты перечня:

— Вы подозреваетесь в убийстве Эдварда Саттона. Вы предупреждаетесь о том, что все, что вы скажете, может быть использовано против вас. В противном случае вам рекомендуется не делать никаких заявлений вообще. У вас есть право советоваться с адвокатом по вашему выбору и иметь адвоката, который будет представлять ваши интересы на всех этапах расследования. Если вы не в состоянии оплачивать услуги адвоката, государство предоставит вам адвоката, который будет представлять ваш интересы. — Селлерс спрятал карточку в карман. — А теперь, — сказал он, — когда вы в последний раз видели упомянутый револьвер?

— У вас есть право, — напомнил я Колхауну, — пользоваться услугами адвоката во время следствия. У вас есть адвокат?

— Здесь нет, — ответил Колхаун.

— Лучше будет, если ты заткнешься, — посоветовал мне Селлерс.

— Вы хотите сказать, что у него нет права иметь адвоката? — спросил я.

— Я уже сказал ему, — ответил Селлерс. — У него есть это право.

Я поймал взгляд Колхауна и незаметно для Селлерса приложил палец к сжатым губам.

Колхаун сказал:

— Я не стану делать никаких заявлений. Я хочу посоветоваться со своим адвокатом.

— Вы можете позвонить ему, — предложил Селлерс.

Колхаун судорожно сглотнул, помолчал и вдруг повернулся ко мне:

— Лэм, мне нужен адвокат.

— Разве у вас нет адвоката?

— Он не подходит в этой ситуации, — сказал он. — Мне нужен местный адвокат, и я хочу, чтобы это был лучший адвокат округа, лучший адвокат по уголовным делам.

Колхаун полез за бумажником и начал отсчитывать пятидесятидолларовые купюры; потом он передумал, заглянул в другое отделение бумажника, достал оттуда пять стодолларовых банкнотов. И протянул их мне.

— Три сотни вам, — сказал он. — Две сотни — задаток адвокату. Пусть он придет ко мне в тюрьму. Тогда мы договоримся о его гонораре. Я не снимаю с вас полномочий вести это дело, — продолжал он. — Суммы, размер которых мы согласовали, будут выплачены.

— Предстоят расходы, — сказал я.

— Черт с ними.

— Каков предел моих полномочий? — поинтересовался я.