Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 34. Совы не моргают

— Ничего. Все было именно так, как вы представили, только я не знала, что она ждет какие-то бумаги.

— Почему Нострэндер так хотел вас увидеть?

— Он был мной увлечен, — ответила она, — и это причиняло мне массу беспокойства.

— Не хотите же вы сказать, что выехали из квартиры и поменяли весь образ жизни просто потому, что какой-то мужчина, который не нравился вам, делал вокруг вас пассы?

— Ну-у-у, в общем не потому.

— А почему же тогда?

— Я предпочла бы, чтобы считалось, что просто так, без причин.

— Так не бывает.

— Ну хорошо. По правде говоря, я устала от той жизни, которую вела. Я не работала. Все мои расходы оплачивались только потому, что я продолжала там жить под именем Эдны Катлер. Я вставала не раньше одиннадцати или двенадцати утра, шла завтракать, потом совершала небольшую прогулку, покупала несколько журналов. Затем возвращалась, читала и валялась до обеда. Около семи выходила что-нибудь съесть, возвращалась, принимала ванну, надевала мои нарядные тряпки, долго и тщательно приводила себя в порядок. Вечером либо шла на свидание, либо шла через улицу в один из баров и… ну, вы знаете, как это бывает в Новом Орлеане. Так ведь не принято ни в одном городе мира. Девушка сидит в баре, и какой-нибудь мужчина может ее подцепить. Он не думает при этом ни о чем таком, и девушка — тоже. В любом другом городе задумались бы, что же она собой представляет? Но Новый Орлеан — это Новый Орлеан.

Официант принес коктейли. Мы взяли стаканы и сделали по первому глотку. Официант стоял у столика, молчаливо намекая, что не плохо бы сделать заказ.

— Можете ли вы принести нам несколько устриц на половинках раковин с большим количеством соуса «Коктейль», немного редьки и лимон? Потом подайте холодные креветки с перцем, луковый суп, средне поджаренные бифштексы толщиной в три дюйма, лук по-французски, мелко нарезанный картофель. Возьмите французскую булку, густо намажьте ее маслом, слегка сбрызните чесноком и поставьте в духовку — пусть как следует подогреется, так, чтобы масло растаяло и пропитало хлеб. Поставьте на лед игристое бургундское. На десерт принесите нам мороженое, большой кофейник кофе и счет.

Официант, не моргнув глазом, ответил:

— Постараюсь выполнить ваш заказ очень хорошо, сэр.

— Ну а вам как все это? — спросил я Роберту.

— Мне все это очень подходит.

Я кивнул официанту^ отпуская его, подождал, пока опустятся зеленые занавеси кабинки, и внезапно спросил, оборачиваясь к Роберте:

— Где вы были в два тридцать ночи в четверг?

— Если бы я рассказала вам, что произошло той ночью, — ответила она, — вы просто не поверили бы мне.

— Что, все было так плохо?

— Да.

— Ну рассказывайте.

— Я все время держалась подальше от Нострэндера. Он не знал, что я в Новом Орлеане. Потом он меня нашел. Вы слышали, что он говорил. В тот день я увидела его впервые за два года. Когда мы виделись в последний раз, он просто с ума сходил по мне. Кроме того, он был невероятно ревнив. Возможно, поэтому и был мне так неприятен. Стоило только попытаться отправиться куда-нибудь с кем-то другим, он приходил в бешенство — я выражаюсь буквально. Он человек блестящего ума, но при этом совершенно неуравновешенный. Господь, помоги женщине, которая когда-нибудь выйдет за него замуж. Он не позволит, чтобы в дом приходил даже продавец молока.

— И поэтому вы увели его в коридор в тот вечер? Я ведь был в вашей квартире.

— Да. Я знала, что у него с собой револьвер, и боялась, как бы он ни выкинул что-нибудь ужасное. Увидев вас, он уже почти выхватил оружие. Я толкнула его в коридор. Он был вне себя. Я сказала ему, что никогда не видела вас раньше, что вы пришли по делу. Он не хотел мне верить, думал, что вы мой молодой человек и что я предпочла вас ему. Угрожая мне револьвером, он сказал, что застрелит меня и застрелится сам, если я не соглашусь куда-нибудь пойти с ним. Мне пришлось сказать ему, что я не встречалась с ним и не выезжала именно из-за этой черты его характера. И пообещала пойти с ним поужинать, если он спрячет свой револьвер и прекратит эту дикую сцену ревности.

— А он интересовался, кто я такой?

— Конечно.

— И что вы ему сказали?

— Правду. Сказала, что вы детектив и пытаетесь выяснить что-нибудь о человеке по имени Смит, чтобы решить дело о наследстве.

— А он спросил, кто такой Смит?

— Да. Стоит только упомянуть при нем мужское имя, как он впивается в него, как хищник, кидающийся на цыпленка. Он пожелал знать о нем все — кто он, откуда приехал, сколько времени мы знакомы и так далее. Я сказала, что Смит — приятель Эдны.

— И все эти вопросы он успел задать в коридоре?

— Нет, не в коридоре. Я сказала, что у меня нет времени стоять там и спорить с ним, что мне надо отделаться от вас, если мы хотим идти ужинать. И он согласился подождать.

— Вот этот момент меня как раз и интересует. Где он ждал?

— Он сказал, что подождет где-нибудь снаружи и вернется после того, как вы уйдете.

— Он так и поступил?

— Как?

— Вернулся после моего ухода?

— Да. Не позже чем через минуту. — Она увидела выражение моего лица. — В чем дело? Почему вы так нахмурились?

— Просто пытаюсь все вспомнить. По-моему, в этом доме только одна лестничная клетка, на которую выходят двери квартир. Квартиры помещаются над магазином, а коридор тянется во всю длину здания. Квартиры расположены по обе стороны коридора, правильно?

— Да.

— Коридор прямой — ни поворотов, ни ниш, где можно было бы спрятаться человеку.

— Нет.

— Но я не видел его, когда вышел.

— Он мог отойти в дальний конец и укрыться в тени, а оттуда наблюдать за вами, оставаясь невидимым. Он именно так обычно и поступал. Любил шпионить за людьми. Боже мой, когда я жила во Французском квартале, можно было подумать, будто я вражеский агент, а он — все ФБР, вместе взятое. Он рыскал вокруг, рассматривая окна моей квартиры в бинокль. Если я с кем-нибудь выезжала, болтался поблизости, чтобы узнать, когда я вернулась. Я даже не смела пригласить приятеля подняться к себе и выпить…

Появился официант с подносом и расставил на столе блюда. Мы начали есть.

— Рассказывать дальше? — спросила она через несколько минут.

— После ужина, — сказал я. — Давайте сосредоточимся на еде. Я голоден.

Мы покончили с ужином, и я увидел, что Роберта слегка успокоилась. Вино и еда создали атмосферу дружеской откровенности.

— Вы знаете, Дональд…

— Что?

— Я чувствую, что могу вам доверять. Я скажу вам правду.

— А почему бы нет?

Она отодвинула тарелку, взяла у меня сигарету и, наклонившись, чтобы прикурить, обхватила мою руку со спичкой обеими ладонями. Руки у нее были мягкие и теплые, а кожа — нежной.

— Нострэндер и я отправились ужинать. Он напился, и его снова охватил бешеный припадок ревности. Он начал расспрашивать о вас. Не хотел верить, что вы детектив. Грозился убить вас. Наконец я разозлилась и сказала ему, что он ни капли не изменился за прошедшие два года, что однажды я уже пыталась расстаться с ним, просто уехав, но на этот раз поступлю иначе, более жестко. Я сказала, что больше никогда не хочу видеть его и вообще иметь с ним что-либо общее, а если он будет досаждать мне, обращусь в полицию.