Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 25. Дело о небрежной нимфе

— Никому.

— Вы уверены, что не ездили туда?

— Ну конечно, не ездила. Естественно, я не желала видеть его без вас.

— А что ему все-таки было нужно на самом деле?

— Он хотел, чтобы мы обещали ему никогда не сообщать об этом письме в газеты. Он сказал, что может убедить нас обоих, что все это обман, куча ложных заявлений.

Мейсон поднялся и зашагал по комнате.

— Вы точно никому об этом не рассказали?

— Нет.

— И не рассказывайте. Никогда. И никому.

— Почему же?

— Не глупите! — сказал Мейсон. — В противном случае они попытаются повесить это убийство на вас. Полиции известно, что лицо, которое проникло в тот вечер на остров, ответственно за его убийство. Если они узнают, что Олдер ждал вас, они…

— Но я и не собиралась туда ехать. Это Олдер все повторял, что оставит для меня открытыми все ворота и что собаку посадит на цепь.

— Собака, как он и обещал, была заперта в чулане, — сказал Мейсон.

— По-моему, когда он ждет к себе кого-нибудь, он всегда запирает ее в чулан.

— Вероятно, да. А как собака относится к вам?

— Я, собственно говоря, ни разу ее не видела, кроме того вечера, в субботу, когда пес мчался, преследуя меня. А когда я бывала там в качестве гостьи, собака обычно бывала заперта в чулане. Этот чулан небольшой, но оборудован всеми собачьими удобствами, так что Принцу там живется превосходно.

— Какого рода сделку собирался заключить с вами Олдер?

— Не знаю. Я ему сказала, что он обо всем должен договариваться только с моим адвокатом.

— Значит, он все-таки мог ожидать вас?

— Конечно. Он хотел, чтобы я пришла, но я ему не обещала, что приду.

— Принял ли он ваш ответ как окончательный, как вы думаете?

— Он, по-видимому, надеялся уговорить меня, повлиять на меня, улестить. Последнее, что он говорил, было: он будет меня ждать, калитка будет отперта. Я должна была прийти прямо к нему в кабинет…

— Никому этого не говорите, — в который раз повторил Мейсон. — Если полиция к вам придет — а мне начинает казаться, что это теперь неизбежно, — просто скажите им, что это я рассказал вам про убийство Джорджа Олдера. Объясните, что я приезжал специально для того, чтобы посоветовать вам не делать никому никаких заявлений — ни полиции, ни газетам, — потому что фактически ваше дело все еще подлежит судебному разбирательству. Воспользуйтесь этим для отказа говорить. Не делайте никаких заявлений, твердите только одно: «Мне нечего вам сказать».

Она понимающе кивнула.

— Сможете?

— Ну разумеется.

— Я не хочу, чтобы вы лгали относительно чего бы то ни было, но я не хочу, чтобы вы кому-нибудь сказали, что Олдер был у вас вечером. И я решительно, определенно, абсолютно и окончательно не хочу, чтобы вы, добровольно, или под нажимом, или будучи запуганной, проговорились о том, что Олдер вас просил прийти туда вечером.

— Но разве мне не придется рано или поздно рассказать об этом? Ведь это улика, и…

— Вы можете дать эти показания только в том случае, если будет необходимо, предостерег Мейсон. — А пока мы посмотрим, как будут разворачиваться события. Скажите, вы знаете Кармен Монтеррей?

— Конечно.

— Вы не помещали в газете объявление для нее?

— Я?

— Да, вы.

— Господи, да я о ней не слышала ничего уже несколько недель! Она ездила в Южную Америку, и… я думаю, что она оставалась там какое-то время, надеясь напасть на след Коррин. Она была очень привязана к ней, и я знаю, что она очень рассердилась на Минерву Дэнби за то, что та ушла от Коррин, обманув ее доверие. Ну а прочитав это письмо, я не знаю, можно ли винить Минерву, хотя я всегда осуждала ее, зная из писем Кармен, как она поступила. Но теперь я, пожалуй, могу понять и точку зрения Минервы. Я думаю, что Кармен один раз приезжала сюда, когда казалось, что Коррин, возможно, находится здесь, но когда след оказался ложным, вернулась в Южную Америку. Я не знаю, где она теперь.

Мейсон кивнул.

— Не пытайтесь шутить с полицией, Дороти, — посоветовал он. — Не пытайтесь соблазнить их своим загаром, оденьтесь скромнее и приличнее, скажите, что я был здесь, рассказал вам про убийство Олдера, и что вы не должны давать никаких интервью прессе и делать никаких заявлений полиции, кроме одного: вы не выходили из этого номера с тех пор, как около пяти тридцати или шести часов вернулись сюда.

— А если меня спросят, как вы сами узнали про это убийство, что мне говорить?

Мейсон усмехнулся.

— Скажите им, что вы наняли адвоката, чтобы он вместо вас отвечал на вопросы, и что вы не намерены отвечать на вопросы вместо него. О’кей?

— О’кей, — улыбнулась она.

Мейсон взял шляпу и направился к двери.

Она первая подошла к ней и взялась за ручку.

— Вы прелесть, мистер Мейсон!

— Благодарю.

Неожиданно Дороти потянулась к нему.

— Спокойной ночи, — прошептала она.

И едва Мейсон нагнулся, чтобы поцеловать ее, рука девушки обвила его шею, пальцы скользнули на его затылок, захватили волосы и притянули его голову к ее лицу.

Потом она так же неожиданно выпустила его, отступила и посмотрела на адвоката потемневшими от волнения глазами.

— Вы действительно прелесть, — совсем тихо сказала она.

— Благодарю вас, — невозмутимо ответил Мейсон и вышел в коридор.

Прошло две или три секунды, прежде чем он услышал, как за ним закрылась дверь. И только сделав три шага, услышал, как задвижку сердито толкнули на место.

Когда Перри Мейсон вошел к себе в офис в половине десятого утра во вторник, Делла Стрит возвестила:

— В приемной Дорлей Олдер.

— Что нового?

— Вот рапорт Дрейка: обнаружилось полно сведений, но большей частью разработка того, что он вам рассказывал вчера.

— Отлично! Дай мне резюме, а потом я повидаюсь с Дорлеем Олдером.

— По-видимому, собака во время убийства подняла дикий лай, — сказала Делла, — но когда прибыла полиция, пес спокойно лежал в чулане. Горничная сказала, что он был приучен лежать на своем месте, и, когда его запирали, он понимал, что ему следует оставаться там.

Полицейские подумали, что, может быть, убийца все еще где-нибудь на острове или прячется в доме, но горничная полагала, что вряд ли. Полицейские хотели пустить собаку по следу и спросили горничную, справится ли она с нею. Та ответила, что не уверена, а попытаться побоялась. Она сказала, что собака относится к ней вполне дружески, но что только один Джордж Олдер подходил к ней и кормил ее, и собака терпела присутствие горничной, только когда хозяин находился поблизости, а когда Олдема не было, собаку всегда предварительно запирали в чулане, так что горничная не захотела рисковать и входить к ней.

— И собака все время вела себя спокойно?

— Вы имеете в виду, когда там находилась полиция? — Да.