Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 22. Дело магазинной воровки

— Да. Несколько тысячных долей процента сильно действующего детергента вызовут погружение птицы под воду, и, если ее вовремя не убрать из сосуда, она может утонуть.

Окружной прокурор обдумал ситуацию, а потом задал следующий вопрос:

— Скажите, не являетесь ли вы родственником обвиняемого?

— Да, сэр.

— Что? Кем же вы ему приходитесь?

— Я его зять.

— Вы хотите сказать… что вы хотите сказать? — беспомощно пролепетал окружной прокурор, совершенно обескураженный заявлением молодого человека.

— Я хотел сказать, что женат на Лоис Визерспун. Что моя жена…

— Когда же вы на ней женились?

— Это произошло примерно в час дня сегодня в городе Юме, штат Аризона.

Окружному прокурору снова потребовалось какое-то время, чтобы переварить это сообщение. Зрители же тем временем принялись оживленно шептаться между собой.

Через пару минут, кое-как собравшись с мыслями, Коупленд возобновил допрос. Теперь он задавал вопросы крайне осторожно:

— Вполне возможно, что кто-то из видевших данный эксперимент рассказал о нем обвиняемому?

— Возражаю, — заявил Мейсон, — поскольку это вопрос спорный.

— Возражение поддерживаю, — сказал судья.

Окружной прокурор решил зайти с другого конца.

— Вы когда-либо обсуждали с обвиняемым свой эксперимент с тонущим утенком?

— Нет, сэр, никогда не обсуждал.

— А с дочерью?

— Возражаю, — снова вмешался Мейсон, — этот вопрос не относится к разбираемому делу.

— Поддерживаю возражение, — согласился судья.

Коупленд заглянул в какие-то бумажки, перевел взгляд на часы, висящие на стене в зале заседаний, а потом неожиданно обратился вновь к Марвину:

— Вы уехали из дома обвиняемого вечером в тот день, когда произошло убийство, прихватив с собой маленького утенка, не так ли?

— Да, сэр.

— Этот утенок принадлежал обвиняемому?

— Да, сэр. Но мне разрешила его взять дочь обвиняемого мистера Визерспуна.

— Совершенно верно. Вы ведь взяли этого утенка с определенной целью, не так ли, мистер Эйдамс?

— Да, сэр.

— Вы хотели произвести с ним эксперимент?

— Да, сэр.

— Вы утверждаете, что не поехали на квартиру к Лесли Милтеру после того, как уехали с ранчо мистера Визерспуна?

— Я никогда не бывал на квартире Лесли Милтера и не знаю его.

— Готовы ли вы присягнуть, что утенок, которого офицер Хеггерти нашел на квартире у Милтера, не был тем самым утенком, которого вы взяли с собой у Визерспуна?

Прежде чем Эйдамс успел открыть рот, раздался ясный и твердый голос Лоис Визерспун:

— Он не сможет ответить на вопрос… Только я смогу это сделать… Если этот факт необходимо установить.

В зале снова поднялся шум. Судья Миханн постучал по столу, требуя тишины, и в то же время с любопытством поглядывал на девушку. Воспользовавшись ситуацией, Мейсон решительно перехватил инициативу:

— Я все равно собирался возразить против такого нелепого, неправомерного вопроса. Действительно, свидетель не может знать, является ли этот утенок тем самым, который был до этого у него, если,* конечно, у данного утенка не было каких-то особых примет, отличающих его от других утят подобного возраста и такой же породы. Всем известно, что маленькие утята похожи друг на друга как две капли воды.

— Вы правы. Но ведь если свидетель этого не знает, он может так и заявить.

Лоис Визерспун снова вскочила на ноги.

— Боже мой, я же говорила, что он не может ответить на данный вопрос. Почему вы не спросите меня об этом?

На этот раз судья Миханн, не терпевший никаких отступлений от установленного порядка, рассердился.

— Призываю вас к порядку, — он невольно запнулся, — миссис Эйдамс, сядьте, если вы не желаете, чтобы вас вывели из зала суда за нарушение порядка.

— Но как вы не понимаете, ваша честь! Я же…

— Достаточно! — рявкнул судья. — Свидетелю был задан вопрос… Правда, я предпочел бы, чтобы окружной прокурор сформулировал его несколько иначе, ибо в таком виде он является, по справедливому замечанию защитника, неправомерным.

— Очень хорошо, ваша честь, — сказал Мейсон. — Извините меня, но я хотел бы просить суд указать окружному прокурору на недопустимость игнорирования важной улики по данному делу.

Коупленд вздрогнул от удивления и резко повернулся к Мейсону:

— О чем это вы толкуете, мистер Мейсон?

Мейсон, отвечая, был сама вежливость:

— Я не имею в виду тот клочок бумаги, который был передан вам несколько минут назад и о котором вы умолчали.

— А что тут особенного?

— Но… это же улика!

Окружной прокурор обратился к судье:

— Ваша честь, заверяю вас, что это не улика. Это было всего лишь частное конфиденциальное сообщение, переданное мне кем-то из граждан, сидящих в зале.

— Кем? — строго спросил Мейсон.

— Не ваше дело! — резко отрезал Коупленд.

Судья Миханн нахмурился.

— Достаточно, джентльмены, вы переходите границы дозволенного. Суд по вашей вине никак не может установить даже подобие порядка. Миссис Эйдамс, будьте любезны, садитесь!

— Но, ваша честь…

— Садитесь и замолчите! У вас еще будет возможность высказаться.

— Хорошо, ваша честь, я подожду, — великодушно согласилась наконец-то Лоис.

Мейсон продолжал настаивать:

— Беру на себя смелость… напомнить вам, ваша честь, чтобы вы также дали указание окружному прокурору не уничтожать важное вещественное доказательство, а именно — полученную им из зала записку.

— На каком основании? — поинтересовался судья Миханн. — Я склонен согласиться с окружным прокурором и считать, что он получил лишь конфиденциальное сообщение.

— Лично я продолжаю утверждать, что это наиболее существенное вещественное доказательство. Давайте перечислим людей, которые знали, что Марвин Эйдамс показывал эксперимент с тонущим утенком, ибо эту записку мог написать только человек, присутствовавший при эксперименте. Как я полагаю, он советует окружному прокурору вызвать миссис Бурр в качестве свидетельницы по этому поводу… Обвиняемый не знал об эксперименте, да и не мог написать эту записку. Миссис Бурр ее не писала. Лоис Визерспун — тоже. Очевидно, что и Марвин Эйдамс не писал ее. И, однако же, она была написана лицом, знавшим, где, когда и как был произведен эксперимент! Поэтому суд должен со мной согласиться, что эта записка — в высшей степени важная улика.

Коупленд возразил:

— С разрешения суда я хочу сказать, что и прокуратура и полиция очень часто получают анонимные послания, содержащие различную полезную информацию. Если… если мы не будем соблюдать конфиденциальность, мы лишимся в дальнейшем подобной неофициальной помощи.

Мейсон отреагировал на это по-своему:

— Я думаю, время приближается к полуденному перерыву. Мы обсудим данный вопрос вместе с окружным прокурором спокойно и не в ходе заседания. Возможно, я сумею убедить вас, что данная записка является ценнейшей уликой.