Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 18. Рыба ушла с крючка

Я обождал, прислушиваясь к его дыханию.

— И вот что я тебе посоветую: включи-ка телевизор и послушай рекламу — несколько фирм предложат тебе хорошие таблетки для прочистки бронхов, чтоб ты так не хрипел и не сипел. Ты ведь чухаешь, как старый паровоз с прохудившимися клапанами. Правда, я допускаю, что это часть циркового представления, которое ты разыгрываешь. Стоишь перед зеркалом, напустив на себя зловещий вид, дышишь сквозь зубы и думаешь: «Ох и здорово же я напугал эту бабенку!»

Я рассмеялся.

Дыхание еще секунду-другую продолжалось, затем трубку на том конце провода положили.

— Он положил трубку? — спросила Мэрилин, увидев, что я кладу трубку на рычаги аппарата.

Я утвердительно кивнул и, не выключая магнитофона, набрал УЛ 3-1212 — «Службу времени». Через несколько секунд женский голос объявил: «Время — 5 часов 17 минут 10 секунд». Затем пауза и: «Время — 5 часов 17 минут 20 секунд…»

Я положил трубку, отключил магнитофон и точно поставил часы.

— Зачем вам это? — спросила Мэрилин.

— Вы имеете в виду подключение магнитофона?

— Зачем вы фиксируете время?

— Изучаю периодичность звонков и время, когда звонят. Так можно кое-что узнать.

— Не понимаю, — сказала оца.

— Обычная полицейская процедура. В случае, допустим, серии ограблений полиция втыкает в карту булавки, обозначая места преступлений. Причем используют булавки с головками разного цвета, обозначающими разное время суток, затем изучают скопление булавок по месту и времени, и таким образом проясняются кое-какие привычки преступников.

— Но я не вижу, в чем фактор времени может здесь помочь.

— Мы получили записанный на пленку хронометраж тяжелого дыхания, это тоже может пригодиться. А как насчет обеда?

— Я вас угощаю, — сказала она. — У меня есть деньги на расходы. Или вы, быть может, предпочитаете, чтобы я передала деньги вам. и для вида счет будете оплачивать вы?

— Платите вы, — сказал я. — Пусть расходы пойдут на ваш счет, а не на мой. Моя партнерша весьма чувствительна ко всему, что касается денежных счетов. Она придет к девяти вечера. Мы к тому времени уже вернемся или давайте позвоним ей и предложим присоединиться к нам и пообедать вместе.

— Нет, я хочу поесть пораньше, — сказала она, — Но тут есть одно обстоятельство… Один, так сказать, щекотливый вопрос. Мне бы хотелось принять душ и переодеться.

— Там у вас спальня? — спросил я, указывая взглядом на дверь.

— Да.

— А ванная не там?

— Там.

— А другого выхода из ванной нет?

— Нет.

— Ну, идите принимайте душ, — сказал я. Дверь оставьте открытой, я не буду смотреть, но в случае беды услышу ваш крик. Кроме того, отсюда! я могу проследить, чтоб никто не взобрался по пожарной лестнице и не влез в окно.

— Таких опасных происшествий здесь никогда не бывало. Звонки и письма — больше ничего.

— Но мы не можем рассчитывать, что и дальше они этим ограничатся, — сказал я. — Я ваш телохранитель.

— Понятно. Я — тело, вы — его хранитель.

— Приблизительно так оно и есть.

— Звучит весьма интимно, — сказала она. — Мне кажется… Да, впрочем, я уже как-то привыкла к этому, и мне даже начинает нравиться… Я чувствовала себя такой одинокой и изолированной, а вот теперь здесь вы, и я… Теперь у меня такое чувство, что вы — надежный, уверенный в себе мужчина и знаете, что делаете.

— Благодарю.

— Что собой представляет ваша партнерша? Она симпатичная женщина?

— Нет.

— Не симпатичная? — удивленно переспросила Мэрилин.

— Берта отнюдь не стремится произвести приятное впечатление.

— А к чему она стремится?

— К делу, к результату и наличным.

— Сколько ей лет?

— Где-то около шестидесяти, возможно, пятьдесят пять.

— Толстая?

— Как рулон колючей проволоки.

— Физически сильная?

— Как бык.

— Скажите, Дональд, вы ей нравитесь?

— Иногда мне кажется, что-то такое есть, — сказал я. — А иногда я думаю, что она меня ненавидит всеми фибрами души. Я довожу ее до бешенства.

— Почему же, Дональд?

— Потому что у нее своя колея рассуждений и она норовит и меня затащить туда же, а я по чужой колее ездить не намерен.

— У вас интересная, образная манера выражать свою мысль. Мне это начинает нравиться. Вообще, я сегодня чувствую себя намного лучше.

— Давайте двигайте под душ, — сказал я.

Через четверть часа телефон снова зазвонил.

— Что будем делать? — громко спросил я. — Хотите, я подойду?

— Бога ради, не надо, — откликнулась она из ванной. — Если это моя мама — и вдруг ей отвечает мужчина!.. Мне придется ей долго объяснять, кто да почему. Не подходите, я сама отвечу.

Телефон продолжал названивать. Я услышал шлепанье босых ног, затем она проскользнула мимо меня, наспех закутанная до подбородка в махровую простыню. Правой рукой она придерживала простыню, а левой подняла трубку.

— Алло! — сказала она, и я увидел, как она одеревенела, а затем кивнула мне.

Я подошел, и она передала мне трубку. Я включил магнитофон.

С другого конца провода донеслось тяжелое дыхание. Иных звуков не было.

Я сказал:

— Ты что-то зачастил сегодня, а? Как твои бронхи? Я вижу, что в тот раз я задел тебя за живое и ты жаждешь реванша. Но тебе смелости не хватает действовать в открытую, вот ты опять и взялся за свои любительские телефонные фокусы.

Мэрилин Милан стояла рядом со мной, совершенно зачарованная моими монологами. Забыв о своем более чем скудном наряде, она глядела, как крутится бобина с пленкой. Я держал магнитофон в режиме громкой записи, поэтому она могла слышать все, что идет с телефона на пленку.

Я продолжал:

— Одно дело — пугать женщин детской чепухой, и совсем другое, когда против тебя — мужчина. Ну, почему же ты не действуешь открыто, трусливая крыса? А может, ты вообще баба, одна из тех отчаявшихся тварей, которой Господь не дал нормальной половой жизни? Или у тебя никогда не было мужика, достойного этого названия, оттого ты и рехнулась от зависти к нормальным бабам, которые спят с мужиками? Ты из тех или из этих?

В трубке раздался мужской голос:

— Ну, ты ловкач, ну, сукин сын! Погоди, я еще с тобой расправлюсь, я тебе…

На том конце провода швырнули трубку.

Я набрал номер «Службы времени».

Девичий голос произнес: «6 часов 5 минут 40 секунд. 6 часов 5 минут 50 секунд…»

Я положил трубку и отключил магнитофон.

— Все в порядке, Мэрилин, — сказал я. — Мы теперь знаем, что он — мужчина, и знаем, что он обидчив. Не выдерживает, когда его слишком подкалывают.

Она стояла рядом, глядя на меня большими, округлившимися глазами.

— Дональд, вы — чудо! Просто чудо…

Вдруг она спохватилась, увидев, что махровая простыня на ней разошлась, подхватила ее обеими руками и, вскрикнув: «О Боже!» — унеслась обратно в ванную.