Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 16. Дело о хитроумной ловушке

— Он соответствует правилам перекрестного допроса, — сказал Мейсон. — Она сейчас свидетельствует, что почувствовала запах горького миндаля и знала, что это указывает на отравление цианидом. Поэтому важно выяснить, обратила ли она внимание доктора, что она конечно же сделала бы, если бы почувствовала сильный запах, или же ждала, пока полиция не внушила ей эту идею.

— Это уже пристрастное заявление, — сказал Гамильтон Бюргер. — Нет никаких свидетельств того, что эта идея была внушена ей полицией.

— Позвольте мне продолжить перекрестный допрос, — сказал Мейсон, — и я докажу, откуда появилась эта идея.

— Один момент, — сказал судья Эшхерст, — взаимный диспут граничит с должностным проступком обеих сторон. Свидетельнице был задан вопрос. Она не вызвана для прямого допроса и не может дать какое-либо пояснение по поводу смерти, но этот вопрос касается ее поведения в то время. Возражение отклоняется.

— Вы в то время обращали чье-нибудь внимание, что обнаружили запах горького миндаля?

— Нет.

— А у вас перед разговором с полицией или с окружным прокурором было какое-либо представление о том, что запах горького миндаля имеет какое-то значение?

— Нет.

— Думали ли вы в то время, что запах горького миндаля связан с цианидом?

— В то время нет.

— И только впоследствии, когда вас допрашивала полиция, они спросили вас, не было ли там чего-то, о чем вы могли подумать, как на указывающее присутствие цианида, только тогда вы сделали это заявление, да?

— Нет, не полиция, а прокурор.

— Сам Гамильтон Бюргер, — сказал Мейсон, кланяясь окружному прокурору. — Вот тогда-то этот вопрос впервые и пришел вам в голову, так?

— Я тогда в первый раз сообщила об этом.

— Это был первый раз, когда вы поняли значение того запаха?

— Да.

— И мистер Бюргер спросил вас, не заметили ли вы чего-то такого, что указывало бы на отравление цианидом?

— Ну… да.

— А не сказал ли вам далее мистер Гамильтон Бюргер, что запах горького миндаля указывает на отравление цианидом, и не спросил ли он вас, не обнаружили ли вы этот запах?

— Да.

— Это было до того, как вы рассказали ему, что учуяли запах горького миндаля? И тогда эта мысль вкралась вам в сознание?

— Да.

— И вы тогда подумали, что помните это?

— Тогда я вспомнила, что почувствовала этот запах.

— Это все, — улыбнулся Мейсон.

— Это все, — огрызнулся Гамильтон Бюргер, тут же добавив: — С дозволения высокого суда замечу, что следующий свидетель настроен враждебно. Тем не менее нам необходимо вызвать его. Доктор Логберт П. Динэйр, не соблаговолите ли вы пройти вперед и принести присягу?

Доктор Динэйр прошел вперед, принес присягу и свидетельствовал о своей квалификации как врача и хирурга, о практике в психиатрии, о том, что он был знаком с обвиняемой.

— Итак, не советовалась ли с вами обвиняемая по профессиональным вопросам пятнадцатого сентября этого года или чуть раньше?

— Да.

— И вы решили, что она страдает от острого чувства вины?

— Возражаю против этого вопроса, — сказал Мейсон, — как требующего раскрытия конфиденциальной информации, существующей между врачом и пациентом.

Судья Эшхерст подумал с минуту, а потом сказал:

— Возражение поддерживается.

— Не посоветовали ли вы обвиняемой, что для нее было бы выгодно, если бы вы провели ей проверку сывороткой истины?

— То же самое возражение, — сказал Мейсон.

— То же самое постановление.

— Вы давали обвиняемой наркотик семнадцатого сентября?

— Да.

— Было ли предназначением этого наркотика преодолеть так называемый механизм защиты, который мог помешать пациентке раскрыть те факты, которые она могла считать вредящими ей?

— Да.

— Был ли у вас в тот раз магнитофон?

— Да.

— Сделала ли пациентка заявление, которое было записано на магнитофон?

— Теперь, с позволения высокого суда, — сказал Мейсон, — я возражаю против вопроса на том основании, во-первых, что он некомпетентен, неуместен и несуществен, что, как выявилось, пациентка находилась под воздействием наркотиков, и поэтому все, что было заявлено в то время, являлось плодом одурманенного воображения. Во-вторых, вопрос призывает к раскрытию конфиденциальных сведений, и, в-третьих, что если в магнитофонной ленте и содержалось какое-либо признание или сообщение, то это не дает. подобающих оснований, поскольку в этом нет никакого доказательства состава преступления.

— Итак, — сказал судья Эшхерст, — мы подходим к сложному вопросу юридической ситуации, который, как в общих чертах понимает высокий суд, должен был возникнуть в ходе судебного разбирательства. Я думаю, что этому спору следовало бы состояться вне присутствия присяжных. Высокий суд должен заметить, что этот вопрос в том виде, в котором он сейчас задается, не дает ответа, который подтвердил бы все сделанные возражения. Насколько я понимаю, обвинение хочет показать, что магнитофонная запись была произведена, а затем отпустить доктора. Обвинение желает представить эту магнитофонную запись в качестве признания обвиняемой и просит, чтобы эта запись была прослушана присяжными.

— Это верно, ваша честь, — сказал Гамильтон Бюргер.

— Однако, — сказал Мейсон, — раз нам предстоит встретиться со всеми этими фактами, то мы можем встретиться с ними и сейчас.

— Я думаю, что на этот раз я отклоню эти возражения, пока мы не закончим с предварительными выяснениями, — постановил судья Эшхерст.

— Вы сделали магнитофонную запись? — спросил Гамильтон Бюргер.

— Сделал.

— И где она была?

— Я положил ее в свой сейф.

— И что случилось с ней после?

— Она была передана полиции моей сиделкой.

— Я демонстрирую вам магнитофонную бобину, на которой красным карандашом и, предположительно, вашим почерком сделана надпись, гласящая: «Разговор с Надин Фарр, 17 сентября», и спрашиваю вас: сделана ли эта надпись вами?

— Да, сэр.

— Это все, — торжествующе сказал Гамильтон Бюргер.

— Несколько вопросов, — сказал Мейсон. — В тот момент, когда была сделана эта магнитофонная запись, являлась ли Надин Фарр вашим пациентом?

— Да, сэр.

— И вы старались вылечить ее?

— Да, сэр.

— И вы почувствовали, что для того, чтобы вылечить ее эффективно, нужно знать факты, которые могли быть выявлены путем вопросов й ответов во время проверки сывороткой истины, так?

— Да, сэр.

— И вы провели эту проверку как психиатр, врач и хирург?

— Да, сэр.

— Скажите, а не находилась ли в тот момент обвиняемая под воздействием наркотиков?

— Да, сэр.

— Она понимала, что она делает?

— Здесь вы касаетесь весьма специфической психологической ситуации, мистер Мейсон. Одна часть ее сознания понимала, что она делает какое-то заявление и отвечает на вопросы; а другая часть ее сознания была подавлена наркотиками до такой степени заторможенности, что не могло быть никакого сопротивления.