Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 9. Двойная страховка

Гелдерфилд схватил свой саквояж и скрылся. Через несколько секунд я услышал рокот мотора отъезжающей машины.

Я снова плюхнулся в кресло, налил себе виски, добавил содовой и закурил. Я неторопливо потягивал любимый моему сердцу напиток, водрузив ноги на стул и наслаждаясь абсолютной, фантастической тишиной. В доме ни шороха, ни скрипа; снаружи тоже не доносилось ни звука.

Однако меня мучила мысль: а ну как Гелдерфилд передумает по дороге, расколется, донесет в полицию про «нашу идею» или выболтает еемиссис Деварест?

Я прогнал эти мысли. Потянулся и зевнул. Приятное тепло от выпитого виски разливалось по всему телу. Меня клонило ко сну. Я с трудом сосредоточился и посмотрел на часы. Цифры расплылись у меня перед глазами.

Нет, что-то внутри моего сознания не давало мне покоя. Какая-то новая мысль билась в голове, требовала выхода. Внезапно она прояснилась и встряхнула меня с такой силой, что я выпал из кресла.

Я ударился о скамеечку для ног, поднялся с пола, едва удержав равновесие, и, пошатываясь, побрел на кухню, оттуда прошел в холл, потом поднялся по лестнице на второй этаж.

Я обнаружил спальню доктора Гелдерфилда, примыкающую ванную комнату, комнаты для гостей. Заглядывая поочередно во все двери, я, в конце концов, натолкнулся на того, кого искал.

На кровати лежал истощенный старик. Ему было далеко за семьдесят. Запавшие щеки, восковая кожа, закрытые глаза. Старик не двигался, да и дыхания я не услышал.

Прошло не меньше минуты. Человек на кровати вздохнул, тяжело и неровно, хватая воздух полуоткрытым ртом. Затем снова затих — будто провалился в летаргический сон. Я склонился над постелью, боясь, как бы старик не отдал Богу душу и на самом деле.

Старик лежал по-прежнему неподвижно, но дыхание возобновилось, такое же мучительное, прерывистое, с длительными интервалами. Я дотронулся до его плеча и… качнувшись, свалился на кровать.

Старик дернулся. Я с трудом поднялся и легонько потряс его, а потом похлопал по щекам, пытаясь пробудить к жизни.

Он открыл глаза.

— Вы отец доктора Гелдерфилда? — Мой голос показался мне чужим и доносился как будто издалека.

, Он весь напрягся, устремив на меня глаза. Я увидел, что зрачки его закатываются.

— Вы отец доктора Гелдерфилда?! — в ужасе крикнул я.

— Да, — прошелестел ответ.

Я собрал всю свою энергию в кулак. Надо передать, перелить в него свою волю!

— Кто вас лечит? Доктор Деварест?

— Да, — прошептал старик.

— Он давно не приходил?

— Давно… Сын… подумал… что надо выждать… сделать… перерыв… Кто вы такой?

— Доктор Деварест умер, — сказал я.

Он не пошевелился.

— Вам известно, что он умер? — настаивал я.

— Его уже неделю не было, — еле слышно ответил старик. Зрачки его снова стали закатываться.

Я потряс его за плечо.

— Когда вы видели доктора в последний раз? В среду? После рыбалки?

Старик вздрогнул. Глаза его приоткрылись.

— Вы видели его после рыбалки? — повторил я.

— Да. Он был на рыбалке. Мой сын… повздорил с ним.

— Из-за чего?

— Его лечение… не помогало.

— Это сказал ваш сын?

— Я слышал, как они… ссорились.

— Ваш сын…

Внизу дважды прозвонил телефон и умолк. Я посмотрел на часы, секундная стрелка исчезла. Все предметы вокруг утратили четкие очертания. Я устремился к лестнице, натолкнулся на дверь. Ноги стали ватными, не' держали меня. Пытаясь быстро сбежать по лестнице, я оступился и с грохотом покатился вниз. Из-за этого немного встряхнулся. Дотащился до телефона, который звонил второй раз.

Я ухватился за трубку, но непослушный язык не повиновался мне. К тому же я не мог вспомнить, с кем говорю.

— Да? Ну?.. — промычал я.

До меня донесся резкий голос Гелдерфилда:

— Лэм, это я. Шнурок от корсета отсутствует. Вам ясно?

— Да ну?

— Не беспокойтесь. Корсет я забрал. Тот другой — кухонный предмет — на месте. Вы меня понимаете?

— Да. Но?

Сомнение появилось в голосе собеседника:

— С вами все в порядке, Лэм?

— Д-да… Наверное…

— Вы не перебрали… по части виски?

— Н-не знаю… Нет.

— У вас усталый голос.

— Я х-хочу с-спать.

— Лэм, не подведите меня! Слишком много поставлено на карту. Вы понимаете, чем я рискую?

— Д-да.

— Вы пьяны. Сколько вы выпили?

— К-кажется, один… т-только один стакан.

— Вы уверены?

— Да.

— Хороший был стаканчик? Безразмерный?

— Д-да…

Я недоумевал. О чем он говорит?!

— Вы набрались, Лэм! — с раздражением кричал в трубке Гелдерфилд. — Возьмите эту бутылку виски и вылейте в раковину. Больше — ни капли! Обещайте мне, Лэм!

Я выдавил из себя: «Ол-райт», и повесил трубку.

Мне пришлось подождать, пока освободится линия связи. Я ничего не видел. Голова казалась мне глобусом, вращающимся на своей оси, и скорость вращения все увеличивалась. В ушах стоял грохот. Все куда-то летело кувырком. Пытаясь удержаться, я обеими руками уцепился за портьеру, потом оторвался от нее и кое-как набрал номер полицейского управления.

Прошла вечность.

— Дежурный слушает, — прозвучал в трубке женский голос.

Трубка лупила меня по лицу, в ушах грохотал водопад.

— Главное полицейское управление… Вас слушают! Говорите!

— Лисман… Лисман… — твердил я, сопротивляясь из последних сил мгле, накатывающей на меня. — Мне нужен Лисман… Убийство…

Эхом откликнулось в трубке:

— Лисман… Лисман… Хэлло! Это Лисман. Что вам нужно?

— Это Дональд Лэм… Я в доме доктора Гелдерфил-да. Я отравил миссис Деварест… Я отравил. отца доктора Гелдерфилда… Я отравил всех…

Я хотел сказать еще многое, но язык распух и не помещался во рту. Глобус крутился и раскачивался, я крутился и раскачивался вместе с ним. Гул и грохот в голове становились непереносимыми. Из последних сил я держался за портьеру. Хотел крикнуть, но из горла вырвался только жалкий писк. Портьера оборвалась. Я рухнул вместе с ней и потерял сознание.

Барабанные перепонки дрожали от напора звуков, голосов, ничего для меня не означавших. На меня кричали, били по лицу. А тяжелые полицейские ботинки лупили по ребрам…

Потом все куда-то провалилось. Я погрузился во тьму. Затем выныривал, ощущая резиновый шланг в горле.

Я засыпал, пробуждался и снова терял сознание. Волны света и тьмы, шума и безмолвия поочередно захлестывали меня и откатывали прочь, и этот мучительный ритм не давал мне передышки.

Но вот из неопределенных звуков вроде бы стали складываться слова:

— Желудок очищен… Инъекция… Кофеин… Сейчас, сейчас… Важно, чтобы он заговорил…

Прохладные полотенца… В меня входит игла… Аромат кофе щекочет ноздри. Горячая жидкость обжигает горло. Чей-то взволнованный голос:

— Он, кажется, открывает глаза!