Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 4. Дело о немом партнере.

Но, увидев смеющиеся глаза Деллы, он раздосадованно поморщился.

— Мне давно пора бы понять, что бесполезно спорить с женщиной. Ладно. Премудрая Лисичка, бери-ка свой блокнот, мы с тобой за полчаса ответим на эти устаревшие письма!

Он развязал тесемочку, распечатал самое первое письмо, полученное из известной адвокатской конторы, просмотрел его и распорядился:

— Ответь, что меня предлагаемое ими дело не интересует, даже если удвоят гонорар. Самое банальное убийство. Молодой женщине наскучил старый'муж, она застрелила его, а теперь пытается убедить судью, будто он напился и хотел ее избить. Она прожила с ним шесть лет, то, что он пил, ни для кого не новость, а ее рассказ о том, что он грозил ее убить, не совпадает с показаниями других соседей.

— Что из сказанного вами я должна написать? Нужно ли указать ваше мнение?

— Нет-нет. Только то, что я не заинтересован в их предложении. Боже мой! Вот еще: мошенник, продав группе глупых людей необеспеченные акции, жаждет, чтобы я доказал, будто он действовал в рамках закона. — Мейсон сердито отодвинул в сторону всю пачку писем.

— Знаешь, Делла, мне очень хочется, чтобы люди научились отличать честного адвоката, защищающего людей, ложно обвиненных в преступлениях, от адвокатишек, которые сплошь и рядом становятся соучастниками в дележе прибылей, полученных от преступления. Я никогда не возьмусь за дело, пока не получу внутренней уверенности в том, что мой клиент не мог совершить преступления, в котором обвиняется. Если я пришел к таким выводам, значит, есть несоответствие между самыми, казалось бы, несомненными уликами и выводами, которые на их основании сделала полиция. И я нахожу это несоответствие.

Делла рассмеялась.

— В такой интерпретации ваши обязанности скорее подходят больше для детектива, чем адвоката.

— Нет, это совсем разные профессии. Детектив собирает вещественные доказательства. С годами он приобретает опыт и знает, где искать, к кому и за чем обращаться и как действовать в той или иной ситуации. Адвокат объясняет эти вещественные доказательства, связывает их в одно с другими…

Его прервал звонок телефона. Делла сняла трубку, послушала, попросила «минуточку подождать» и затем, прикрыв рукой трубку, спросила:

— Шеф, вы хотите видеть некоего мистера Чарльза Сейвина по вопросу величайшей важности? Мистер Сейвин готов уплатить любую сумму за консультацию.

— Все зависит от того, какая консультация требуется. Если это дело об убийстве, я его приму. Но если он просит срочную консультацию по какому-нибудь нудному делу о спорном наследстве или какой-нибудь земельной тяжбе, тогда нет, Бож^ упаси… Обожди-ка минуту, Делла. Повтори, как его имя? * ‘

— Сейвин: Чарльз Сейвин.

— Приму сейчас,

— Во внешнем Помещений.

— Спроси, не родственник ли он Фремонта Сейвина.

Делла задала вопрос по телефону, и дежурная во внешней конторе справилась у посетителя. Посетитель оказался родным сыном мистера Фремонта Сейвина.

— Я его приму, только пусть обождет минут десять, — распорядился Мейсон. — Прими его, Делла, отведи в юридическую библиотеку, пусть он меня подождет. И принеси мне утренние газеты. К твоему сведению, Делла, речь идет об убийстве. Не задерживайся. Обожди, у меня есть тут одна газета.

Мейсон нечаянно сбросил со стола пачку «Важной, неотвеченной» корреспонденции, но не обратил на это никакого внимания.

Сообщение об убийстве Фремонта Сейвина заняло почти целиком первую страницу, на второй и третьей были помещены фотографии с места происшествия. По снимкам было видно, что убитый человек незаурядный и волевой. Все факты в газете были изложены так, что невольно будоражили воображение.

Фремонт Сейвин, эксцентричный мультимиллионер, в последнее время отошел от многих дел. Они перешли в ведение его сына, Чарльза Сейвина, а сам богач вел тихую, затворническую жизнь.

Иногда он путешествовал в машине военного образца, не слишком комфортабельной, но маневренной, останавливался в кемпингах, знакомился с туристами, рассуждал о политике. Никто из его новых знакомых не догадывался, что этот человек в простом дорожном костюме — вежливый, спокойный — миллионер.

Иногда он неделями бродил по книжным магазинам, заходил в библиотеки, обитая в царстве ученой абстракции, в том мире, который воссоздавали книги и воображение. Библиотекари принимали его за отставного клерка.

Последнее время он проводил в своем домике, стоящем на поросшем корабельными соснами склоне горной цепи, неподалеку от бурного ручья. Он мог сидеть часами на пороге, наблюдая в морской бинокль за жизнью птиц, приручая белок и бурундуков и читая книги. Он наслаждался абсолютной тишиной.

В шестьдесят лет он способен отказаться от всего того, что дают деньги, и отойти от дел.

У него были почти неограниченные материальные возможности, но он не был филантропом, считая, что милостыня развращает человека. Каждый может достичь успеха, были бы у него на то желание и настойчивость. А тот, кто уповает на внешнюю помощь, у того постепенно ослабевает сила воли.

Газета опубликовала интервью с Чарльзом Сейвином, сыном убитого, в котором тот пытался объяснить отцовский характер.

Мейсон прочитал его с большим вниманием.

Сейвин считал, что жизнь — это постоянная борьба. По его мнению, конкуренция вырабатывает характер. Победа в этой борьбе имеет значение в том смысле, что она фиксирует достижение намеченной цели. Победа, достигнутая с помощью других людей, утрачивает ценность и перестает быть очередной вехой на пути прогресса.

Старший Сейвин ассигновал колоссальные средства на благотворительность, но при этом специально оговорил, что они предназначены только для людей, неспособных участвовать в жизненных сражениях: для инвалидов, престарелых и больных. Тем, кто может продолжать борьбу за существование, Сейвин не предлагал. Право на существование не даруется свыше, а завоевывается. Если человек этого права лишался, тем самым отнималась у него возможность выжить.

Как раз в тот момент, когда Мейсон закончил читать интервью, в кабинет возвратилась Делла.

— Что? — спросил у нее адвокат.

— Интересный человек этот Чарльз Сейвин. Конечно, он ужасно переживает из-за смерти отца, я бы сказала, своего рода шоковое состояние, но отнюдь не истерика и не эффектное горе. Он спокоен, собран и решителен.

— Сколько ему лет?

— Г ода тридцать два — тридцать три. Основное впечатление, которое он производит, — это необычное спокойствие. Голос тихий, приятный и четкий, глаза холодные, голубые, спокойные и проницательные.

— Кажется, я представляю, что ты имеешь в виду, тридцать раз повторив слово «необычайно». Ну, а внешне? Представительный?