Артур Дойль - Собрание сочинений: В 12 т. Т. 3: Собака Баскервилей

— Что же это было, по-вашему?

Золотой Король отвечал не сразу. Все это время он сидел, спрятав лицо в ладони.

— Что я могу сказать? По-моему, это тупик. Уму непостижимо, что могут натворить женщины, — их внутренняя жизнь скрыта от нас. Происшедшее так меня ошарашило, что я сначала допустил было мысль, что кто-то вовлек ее в это страшное дело, заставив, уж не знаю как, изменить самой себе. Но потом мысли мои пошли по другому руслу. И над этим стоит подумать, мистер Холмс. Буду откровенным, жена моя сгорала от ревности. Думаю, она понимала, что для физической ревности оснований нет. Но ведь духовная ревность ничуть не менее жестока. Она не могла не видеть, насколько я нахожусь под влиянием мисс Данбар. Она такого влияния на меня не имела даже в лучшие наши годы. И впереди ее ничто подобное не ожидало. И как бы ни было благотворно влияние другой женщины, ей от этого было не легче. Вся ее южная кровь клокотала от ненависти. Она вполне могла решиться убить соперницу или хотя бы угрозами вынудить ее уехать. В таком положении недалеко и до драки, а в драке выстрел не всегда достается тому, кому предназначался.

— Я об этом тоже думал. — Холмс был очень серьезен. — На данный момент это единственная версия, исключающая умышленное убийство.

— Но мисс Данбар эту версию категорически отрицает.

— Давайте пока не будем принимать эти ее показания в расчет. Представьте себе женщину, попавшую в такое кошмарное положение. Куда она бежит? Домой, в растерянности даже не избавившись от револьвера. Дома она видит его у себя в руке и прячет в белье. Скорее всего, она не думает в этот момент, что делает. А когда револьвер находят, она уже опомнилась и понимает, что любые ее объяснения будут выглядеть неправдоподобно, и поэтому все отрицает. Ей этот путь кажется единственным шансом на спасение. Разве не логично? У кого есть возражения?

— У мисс Данбар.

— Да, возможно.

Холмс взглянул на часы:

— Сейчас мы позаботимся о разрешении на свидание с мисс Данбар в тюрьме и немедленно выедем в Винчестер. Хотелось бы думать, что после этого свидания от меня будет больше пользы, но не буду вас обнадеживать: быть может, выводы, к которым я приду, вас совсем не устроят.

Нам не удалось получить пропуск сразу, поэтому вместо Винчестера мы отправились в Торн-Плейс — хэмпшир-скую усадьбу Гибсона. Он с нами не поехал, но адресовал нас к сержанту Ковентри, местному участковому инспектору полиции. Именно он вместе с врачом освидетельствовал труп миссис Гибсон и предпринял первые следственные шаги.

Он был высок и невероятно худ, просто живой труп. В разговоре напускал легкого тумана, создавая впечатление, что рассказывает далеко не обо всем, что знает или подозревает. Да еще вдруг переходил на шепот, и только вы настраивались узнать что-нибудь важное и очень секретное, как тут же слышали очередной пустяк. Но, несмотря на все эти провинциальные ухищрения, человек он был честный и порядочный. Он даже не пытался скрыть, как рад нашей помощи в этом непосильном для него деле.

— Я очень рад сотрудничать с вами, мистер Холмс, а не со скотленд-ярдскими всезнайками. Когда в дело вмешиваются эти столичные штучки, на нас, провинциалов, сыплются все шишки. Поневоле впадаешь в апатию. А вы, говорят, надежный партнер.

— Я предпочел бы не фигурировать в отчетах, — заявил Холмс. Наш новый знакомец явно повеселел, а Холмс продолжил: — Если истина нам в конце концов откроется, то имя мое прошу нигде не упоминать.

— Это очень великодушно, честное слово! Ну, а доктор Уотсон, я уверен, умеет хранить секреты. Так вот, мистер Холмс, я хотел бы обсудить с вами один вопрос, пока нас никто не слышит. Но только с вами! Тс-с! — шептал он, оглядываясь. — Не приходило ли вам в голову, что дело надо возбуждать против самого Гибсона?

— Я рассматривал такую возможность.

— Вы еще не видели мисс Данбар! Она настоящая красавица. Ради такой женщины можно пожелать избавиться от жены. Особенно если ты американец — они ведь чуть что хватаются за оружие. Револьвер-то был его!

— Вы это точно знаете?

— Да, сэр. Понимаете, у него была пара…

— То есть два одинаковых револьвера? А где второй?

— У Гибсона полно оружия, не дом, а арсенал. Ужас! Любое, какое хотите. Но мы все перерыли, а второго точно такого же не нашли, хотя ящик изготовлен для пары одинаковых револьверов.

— Вы уверены, что если бы он там был, вы бы его определили?

— Конечно. Впрочем, может быть, вы сами хотите взглянуть? Сейчас все оружие сложено в одном месте.

— Это лучше отложим на потом, а сейчас пройдем на место происшествия.

От скромного коттеджа, где помещался полицейский участок сержанта Ковентри, до боковых ворот Торского парка идти надо было около полумили через продуваемую всеми ветрами вересковую пустошь. За воротами находился вольер для фазанов, и с этого места уже был виден большой дом, деревянный, на каменном фундаменте, широко раскинувший два крыла по гребню холма. Холм плавно переходил в поляну, и от этой поляны нас отделял длинный, весь заросший камышом водоем. Он резко сужался посередине, именно здесь был каменный мост, по которому проходила подъездная аллея. По обе стороны от моста водоем вновь расширялся, образуя как бы два небольших озера.

У самого въезда на мост сержант ткнул пальцем вниз:

— Этим камнем я отметил место, где лежала убитая.

— Труп унесли при вас?

— Да. За мной послали сразу же, как поднялась тревога.

— Кто послал?

— Мистер Гибсон. Он прибежал сюда вместе с остальными, приказал ничего не трогать до прихода полиции и послал за мной и врачом.

— Ну что ж, разумно. В газетах писали, что стреляли в упор.

— Да, сэр.

— В правый висок?

— Чуть позади.

— Как она лежала?

— На спине, сэр. И никаких следов борьбы, ни просто следов, ни отпечатков, ни орудия убийства. Только в левой руке записочка от мисс Данбар.

— И она не выпала из руки убитой?

— Что вы, сэр! Она была крепко зажата. Мы еле разжали пальцы, чтобы забрать ее.

— Вы представляете себе, как это важно? Значит, никто не мог сунуть записку в руку покойной, чтобы пустить следствие по ложному пути. Эта версия исключена. Так, прекрасно! Правильно ли я запомнил записку? Она была весьма краткой: «Буду у Торского моста в девять вечера. Г. Данбар».

— Все так, сэр.

— Мисс Данбар не отрицала своего авторства?

— Нет, она его подтвердила.

— Как она этот факт объясняет?

— Никак. Она заявила, что все объяснения даст суду присяжных во время выездной сессии.

— Да, чем дальше, тем любопытнее. Смысл записки не очень-то понятен — что вы скажете, сержант?

— Наверное, вы правы, сэр. А впрочем, не знаю, — отвечал полицейский. — Осмелюсь доложить, мне эта записка представляется единственным ясным моментом во всей этой неразберихе.