Фрэнсис Дункан - Такое запутанное дело. Когда конец близок

Тремейн живо заинтересовался этим сообщением.

– А какую-нибудь связь с Картхэллоу обнаружили? – уточнил он.

– Пока ничего конкретного нет, но можно не сомневаться, что их объединяли какие-то денежные дела. Причем, судя по склонностям Уэстфилда, наверняка незаконные. Они часто встречались в Лондоне и всегда в таких местах, где не появлялись знакомые Картхэллоу. Скотленд-Ярд продолжает расследование. Как только выяснится что-нибудь определенное, нас сразу известят.

– Помимо того, что подтвердилось темное прошлое Уэстфилда, ничего нового мы не узнали, – заметил Мордекай Тремейн. – Над нами по-прежнему довлеет свидетельство Матильды Викери: по мосту не проходил никто, кроме уже проверенных персонажей. К тому же, Уэстфилд несомненно имеет стопроцентное алиби.

– Возможно, но не обязательно. Получив ответ на запрос, я отправился в «Павильон», чтобы встретиться с ним. Но Уэстфилда в театре не было. Он не появлялся со вчерашнего вечера, и импресарио рвал на себе волосы, не зная, как спасти дневной спектакль. Я тут же узнал адрес и проверил по месту жительства. Квартирная хозяйка посетовала, что вчера вечером постоялец домой не пришел, хотя обычно возвращался сразу после представления.

– И что вы об этом думаете?

– Ничего не думаю, – жизнерадостно ответил Пенросс. – Во всяком случае, пока. Слишком много концов еще предстоит подобрать. Однако линия многообещающая. Можно смело утверждать, что по какой-то причине Уэстфилд – кстати, в отделе регистрации преступлений и преступников он числится под именем Гэлли – внезапно занервничал. Вероятно, кто-то из лондонских друзей предупредил, что мы наводим справки, и он решил сбежать. Такому человеку наверняка есть что скрывать.

– Означают ли ваши слова, что Лестер Имлисон уже вне подозрения?

– Нет, – категорично заявил Пенросс. Сейчас его манеры выдавали довольство собой. – Но дело приобретает солидный масштаб. После долгого пути по узкому тоннелю, где не оставалось места для развития, мы выбираемся на открытое пространство. Я уже разослал по всем отделениям заявку на задержание Уэстфилда. Скоро его поймают, и тогда многое прояснится.

– Возможно, – рассеянно отозвался Мордекай Тремейн. Слушая рассуждения Пенросса, он что-то обдумывал.

– Вы когда-нибудь слышали имя Уоррена Белмонта? – неожиданно спросил он.

– Белмонт? – Инспектор посмотрел на него с любопытством, пытаясь найти объяснение внезапному отклонению от темы. Он знал, что просто так Мордекай Тремейн вопросов не задает. – Тот самый американский миллионер, который приезжал в Лондон в начале года?

– Совершал турне по Европе и скупал шедевры. Среди прочего увез в Штаты произведение сэра Джошуа Рейнольдса.

– Да, что-то читал об этом, только не очень внимательно. Не мой профиль.

– Белмонт купил картину у какого-то пэра, чье имя не называлось. Было сказано только, что вместе с титулом тот унаследовал множество бесценных полотен. В коллекции обнаружился и Рейнольдс. Сможете узнать имя этого счастливого пэра и выяснить реакцию самого Белмонта?

– Думаю, да, – кивнул Пенросс. – Вот только не знаю, сколько времени потребуется. Если Белмонт вернулся в Америку, то скорее всего потребуется послать официальный запрос в ФБР.

– И все же хотелось бы получить ответ, причем как можно скорее. Более того, уверен, что и вы не откажетесь узнать кое-какие занятные подробности.

Мордекай Тремейн решительно поправил пенсне. Он уже достаточно хорошо знал Пенросса, чтобы понимать: инспектор не поддается опасной иллюзии и не верит, что как только Уэстфилд – или Гэлли – попадет в руки полиции, загадка убийства Адриана Картхэллоу разрешится сама собой. По-прежнему сохранится мучительно скучная, утомительная необходимость установления мотива и доказательства возможности совершения преступления.

Причина откровенного торжества Пенросса заключалась не в наивной вере в скорую победу, а в появлении значимой альтернативы. Инспектору удалось найти возможную замену Хелен Картхэллоу.

И все же Хелен Картхэллоу по-прежнему оставалась ключевой фигурой дела, приобретающего солидный масштаб. Ведь она сама заявила, что убила своего мужа.

Поросшая лишайником поверхность скалы сохранила выбитые в камне имена. Мордекай Тремейн с интересом прочитал надписи и задумался: кто такие эти Телма и Руби? Удалось ли им выйти замуж за Джорджа и Гарри или курортное знакомство растворилось в пространстве, едва утренний поезд увез их из Фалпорта в очередной год обычной жизни?

Мыс Трекарн представлял собой один из берегов узкой бухты, расстояние которой от Фалпорта оценивалось в шесть пенсов автобусного маршрута. Любознательного джентльмена привело сюда стремление расширить географию местности. Все увереннее заявлявшая о себе версия пока оставалась расплывчатой, а местами и туманной, однако Мордекай Тремейн не сомневался в обоснованности подозрений, а потому стремился к творческой свободе одиночества и стимулирующему работу мысли буйству морского ветра.

Стимуляции хватало с избытком. Он медленно брел по неровной, но хорошо заметной тропе, упорно взбиравшейся на вершину утеса, где порывы становились тем безжалостнее, чем выше карабкался упрямый путник. Дойдя до конца тропинки, Мордекай Тремейн поднял голову, чтобы осмотреться, и увидел человека. Тот стоял в защищенном от ветра укромном уголке.

– Доброе утро, полковник, – любезно произнес Тремейн. – Наслаждаетесь видом?

Полковник Нил кивнул:

– Да. Великолепно, не так ли? Странно, однако, что вам известно мое имя. Не припомню, чтобы мы встречались.

– Мы не встречались, – ответил Мордекай Тремейн. – Скорее у нас с вами есть общий знакомый. Адриан Картхэллоу.

Брови полковника сдвинулись, а пальцы без малейшей необходимости коснулись подстриженных с военной точностью седых усов. Недавняя приветливость мгновенно уступила место ледяной холодности в обращении.

– Вспомнил. Вы – Тремейн, верно? Детектив. Читал о вас в газетах.

Вблизи полковник выглядел старше, чем казалось Мордекаю Тремейну, но главная отличительная черта – привычка командовать – по-прежнему присутствовала. Ничего не стоило представить его придирчивым начальником, не допускавшим ни малейших отклонений от приказа. Во время скандала в доме Картхэллоу полковник находился в чуждой среде, среди незнакомых, непонятных людей. На самом деле в полном сил, уверенном в себе человеке не было ничего от жалкого, беспомощного в гневе старика, которым он предстал в тот вечер.

Мордекай Тремейн засунул руки в карманы плаща и постарался принять самый благодушный и дружественный вид.

– Всегда глубоко переживаю трагедии, подобные той, когда яркий творческий человек гибнет в расцвете таланта. Смерть такого художника, как Картхэллоу, – огромная потеря для мира. Правда?