Фрэнсис Дункан - Такое запутанное дело. Когда конец близок

Начальника местной полиции они застали в холле. Этот высокий, худощавый седеющий мужчина окинул Джонатана Бойса цепким взглядом, прежде чем протянуть ему руку для приветствия.

– Я рад, что вы с нами, старший инспектор. Вижу, времени вы не теряли, сразу взялись за дело.

– Мы выехали первым же поездом, как только получили ваше сообщение, сэр, – произнес Бойс.

Он заметил немой вопрос в глазах главного констебля и представил Мордекая Тремейна по всей форме. Его уверенный тон не допускал сомнения, что этот человек находится здесь по праву.

– Вы, конечно же, слышали о мистере Тремейне, сэр, – поспешно добавил Бойс, когда главный констебль замялся в нерешительности. – Привлечь его к расследованию – идея комиссара.

Тремейн почувствовал угрызения совести, но ничего не сделал, чтобы рассеять заблуждение, вызванное словами Бойса, который исказил правду.

– Комиссара? – переспросил главный констебль. – Понимаю. Что ж, разумеется. Само собой, я слышал о вас, Тремейн. Прибыли на место убийства, чтобы начать с самого начала?

– Если вы не возражаете, сэр Роберт, – ответил тот. – Но если опасаетесь, что я помешаю…

– Помешаете? Ерунда! Может, даже кое-чему научите нас, простых служак!

В голосе главного констебля слышалась натянутая веселость, но это не от того, что он пытался сделать хорошую мину при плохой игре, рассудил Тремейн. Едва ли его оскорбило неожиданное появление детектива-любителя, похоже, мысли сэра Роберта Деннелла занимали заботы поважнее. Как только главный констебль отвернулся, будто забыл о его существовании, Тремейн ощутил смесь удивления и облегчения. Он в игре! Последнее препятствие осталось позади, отныне он может идти своим путем и не бояться, что кто-нибудь вдруг опомнится и решит, что нечего ему лезть в эти дела.

В окна уже вползали серые утренние лучи, и в аварийных фонарях, при свете которых ночью работали полицейские, больше не было нужды. Тремейн огляделся. Двое мужчин в гражданской одежде измеряли линолеум рулеткой. Еще один сидел на нижней ступеньке лестницы с блокнотом на коленях и делал заметки карандашом. Сцена была на удивление будничной, прозаичной: трое мужчин заняты самой обыкновенной скучной работой.

Тремейн говорил себе, что знал, что так и будет, и все же не смог подавить разочарования. Эта неспешная равнодушная рутина вовсе не то, чего ожидаешь найти на месте преступления в конце пути после беспокойной ночи в вагоне поезда. Где же трагедия? Где азарт погони и сознание неотвратимости правосудия? Затем он увидел фигуру, лежавшую бесформенной грудой на полу у стены холла, и сердце его как-то странно, болезненно сжалось. Вот реальность. Это безмолвное неподвижное тело было когда-то живым человеком, он дышал, любил и ненавидел. Кто поднял на него руку в темноте? Кто жестоким ударом толкнул его в небытие, откуда нет возврата?

Тремейн перевел взгляд на Джонатана Бойса. Тот разговаривал с инспектором Паркином. Сосредоточенный, внимательный, он не упускал ни единой мелочи, его не отвлекали мысли о трагичности происходящего. На полу чуть в стороне от мертвого тела лежал черный кожаный саквояж «гладстон».

– Сумка Хардина? – спросил Бойс.

Паркин кивнул, и Бойс сделал шаг в сторону саквояжа. Тремейн двинулся за ним. Саквояж был раскрыт, виднелась часть содержимого. Бойс достал из кармана фонарик и посветил внутрь. Тремейн заметил стетоскоп, пачку марли и черный футляр, в котором хранились хирургические инструменты. Луч фонарика скользнул дальше, и показалось что-то еще… очертания предмета не оставляли сомнений: в сумке лежал револьвер.

– Меня часто занимал вопрос – что же носят доктора в маленьком черном саквояже, – сухо произнес Бойс. – Вот уж не думал, что там и оружие. – Он посмотрел на Паркина. – Хардин работал в этом районе?

– Да, он занимался врачебной практикой на весьма обширной территории, впрочем, это мы еще не проверили. Как вы сами видели по пути сюда, здесь, в Друидли, значительная часть домов – крупные особняки, и их разделяет порядочное расстояние. Большинство зданий занимают всевозможные учреждения, так что пациенты доктора разбросаны по всей округе. Хотя собственный дом и клиника Хардина примерно в полумиле отсюда, я бы сказал, что все окрестные особняки находились в пределах его «охотничьих угодий». Вдобавок он пользовался известностью, многие из его пациентов занимали солидное положение в Бриджтоне. Очевидно, в отличие от обычных врачей доктор выезжал по вызову и в самые дальние участки города.

– Даже если Хардин хорошо изучил окрестности, он мог не знать, что именно этот дом пустует, а мог и забыть об этом. Как, по-вашему? Звучит разумно?

– Я понимаю, к чему вы ведете, сэр, – отозвался Паркин. – Вероятно, он приехал сюда по срочному вызову, не подозревая, что тут никто не живет. А когда понял, что дело нечисто, было уже поздно. Судя по саквояжу, он ехал к пациенту.

Тремейн взглянул на главного констебля. На лице сэра Роберта Деннелла застыло напряженное выражение. Казалось, его что-то тяготит, но он не хочет говорить об этом.

Бойс многозначительным жестом указал на саквояж:

– Если Хардин явился сюда как врач – осмотреть пациента, то он взял странный набор инструментов.

– Револьверу в саквояже можно найти простое объяснение, – вмешался главный констебль, и Тремейн отметил, что тот верно понял смысл слов Бойса. – Дороги на окраине холмов совершенно безлюдны с наступлением темноты, особенно в это время года. Там попадаются бродяги, к нам уже не раз поступали жалобы. Наверное, Хардин захватил оружие из предосторожности.

– Да, сэр, – кивнул Бойс. – А сам доктор когда-нибудь жаловался, что к нему цеплялись бродяги или его преследовали?

Сэр Роберт Деннелл перевел взгляд на Паркина, и тот ответил:

– Насколько мне известно, нет, сэр.

Бойс склонился над мертвецом, а потом откинул край покрывала и посветил фонариком. Хотя дневной свет стал ярче, в том конце холла по-прежнему царил полумрак. Тремейн тяжело сглотнул и тоже посмотрел на труп. Зрелище оказалось не таким страшным, как он ожидал. Воображение нарисовало ему грубую, жестокую картину, но камень, которым нанесли смертельный удар, весил достаточно, чтобы убить, не оставив видимых следов. Вдобавок Хардин лежал так, что поврежденная часть головы была скрыта от глаз Тремейна.

Это был мужчина средних лет с еще густой, хотя изрядно поседевшей шевелюрой. Губы мертвеца слегка растянулись, обнажив зубы, однако гримаса смерти не лишила это лицо – с крупными резкими чертами и твердым подбородком – прижизненных особенностей: даже после смерти во внешности этого человека проглядывало нечто жесткое и безжалостное. И все же покойный доктор Грэм Хардин бесспорно был представительным мужчиной, неплохо выглядевшим для своих лет. Может, в этом и заключался секрет его успешной практики в некогда фешенебельном и довольно богатом районе, подумал Тремейн.