Фрэнсис Дункан - Такое запутанное дело. Когда конец близок

– Я же вам говорил, – вздохнул он. – Было у меня предчувствие.

Мордекай Тремейн протянул руку и поднял трубку. Настойчивая телефонная трель оборвалась.

– Да, он здесь. Я передам ему.

Джонатан Бойс уже поднялся. Мордекай Тремейн выжидающе замер. За стеклами пенсне, которое, как обычно, норовило соскользнуть с носа, его глаза были ясны, хотя и со странной тенью сомнения. Через мгновение телефонная трубка снова легла на рычаг. Бойс сказал:

– Ладно, Мордекай. Пора браться за дело.

Тремейн тяжело сглотнул. Он был похож на мальчугана, который с нетерпением ждал в раздевалке своей очереди, чтобы примкнуть к школьной команде на крикетном поле, и теперь, когда настало время показать себя, чувствовал холодную дрожь внутри.

– Где? – спросил он, стараясь справиться с голосом.

– В Бриджтоне. Подробности узнаем в Скотленд-Ярде. За нами пришлют патрульную машину.

В голосе Бойса появились грубоватые, резкие нотки, которых не было, пока телефонный звонок не прервал увлекательную шахматную партию. Теперь перед Тремейном стоял уже не гость, а верный служебному долгу полицейский. Похоже, предстоящее расследование уже занимало его мысли. И все же серые глаза Бойса смотрели с симпатией из-под колючих кустистых бровей.

– Вы уверены, Мордекай, что хотите ввязаться в это дело? И довести его до конца?

– Да, Джонатан, – тихо ответил Тремейн, – я готов.

Он знал, что подсказало ему этот ответ. Бойс понимал романтическую, сентиментальную сторону его души, страстную увлеченность раскрытием преступлений. Замечал, как азарт погони сменяется глухим отчаянием, когда дело подходит к концу.

Вероятно, Бойс и сам разделял чувства друга, хоть и не подавал виду. Ведь невозможно преследовать убийц и не поплатиться за это. Душевные страдания – неизбежная цена. Распутав хитроумную загадку, занимавшую ваш ум, вы выносите приговор живому существу, человеку из плоти и крови. От этого факта не отвернешься.

В патрульной машине, которая везла его по темным улицам к Скотленд-Ярду, Тремейн откинулся на мягкую кожаную спинку сиденья и попытался понять, твердо ли он уверен, что хочет дойти до конца. Он так и не пришел к решению, когда Джонатан Бойс вновь появился под аркой у входа в Скотленд-Ярд вместе с сержантом Уитемом. Тот держал в руке саквояж сыщика.

Саквояж сыщика! По телу Тремейна пробежала дрожь предвкушения. Радость боролась в нем с сомнениями. То был явный знак: охотничий азарт уже захватил его. При виде саквояжа все страхи рассеялись. Теперь он принадлежал к кругу избранных зрителей. Ему дали шанс, о каком он так долго мечтал. Шанс увидеть изнутри расследование убийства.

Бойс с сержантом сели в автомобиль. Взгляд Тремейна не отрывался от заветного чемоданчика, на вид непримечательного, но далеко не самого обыкновенного, как могло показаться со стороны. В Скотленд-Ярде всегда стоял наготове такой саквояж, чтобы в экстренных обстоятельствах, подобных нынешним, дежурный офицер из числа старших детективов, где бы ни застал его приказ, мог незамедлительно пуститься на поиски убийцы.

В каждом саквояже лежало все необходимое для расследования. Мерная лента, увеличительное стекло, порошок для снятия отпечатков пальцев, ножницы, пинцет, резиновые перчатки – в общем «походное снаряжение» детектива.

Тремейну впервые довелось увидеть саквояж сыщика вблизи, но отнюдь не потому, что убийство было ему в новинку. Он уже не раз имел дело с подобными преступлениями. Джонатан Бойс однажды заметил, что Мордекай, словно магнит, притягивает к себе убийства, недаром пресса провозгласила его великим мастером разгадывать загадки. Порой при мысли об этом Тремейна бросало в дрожь – он знал, что слухи о его гениальности преувеличены, и все же слава великого детектива подчас оказывалась весьма полезной. Например, она послужила убедительным доводом, когда в беседе с комиссаром полиции Джонатан Бойс спросил этого достопочтенного джентльмена, можно ли Мордекаю Тремейну принять участие в следствии. Обычно комиссар не позволял простым смертным водить компанию со старшими офицерами, занятыми расследованием убийств. Пожилым владельцам табачных лавок, ушедшим на пенсию, как правило, не разрешалось вмешиваться в дела полиции. Какой бы страстный интерес ни питали они к сыскному делу, им надлежало держаться в стороне.

Однако Тремейн завоевал право сидеть здесь, в патрульном автомобиле, который вез одного из вышеупомянутых старших офицеров вместе с сержантом прямо к месту преступления. Сыщика-любителя допустили к расследованию на начальном этапе. Это был успех, и немалый!

Разумеется, об огласке не могло быть и речи. Благословение комиссара не распространялось на заголовки в газетах и торжественный отъезд под звуки фанфар. Ожидалось, что Мордекай Тремейн проявит достойную сдержанность и не позволит себе ничего лишнего – иными словами, не вызовет нареканий со стороны Скотленд-Ярда.

Но тщательная подготовка, проведенная старшим инспектором Бойсом, который на все лады расхваливал Тремейна перед комиссаром, а также ужин на двоих, во время которого Тремейн произвел благоприятное впечатление на главу полиции, принесли свои плоды. Чрезвычайно довольный комиссар с удивлением обнаружил, что детектив-любитель, о котором обычно немногословный Бойс отзывался в самых восторженных выражениях, действительно такой, каким описывают его газетчики: добродушный, разговорчивый пожилой джентльмен. Глава Скотленд-Ярда любезно согласился, чтобы в следующий раз, когда старшему инспектору придется неожиданно пуститься в путь с саквояжем сыщика, Тремейн сопровождал его в роли неофициального наблюдателя. «На подобных условиях, – очевидно, сказал он себе, – от этой затеи вреда не будет».

Вдобавок к сердечной дружеской беседе за рюмкой отменного старого портвейна после ужина комиссар узнал, что в душе Мордекай Тремейн не чужд сентиментальности и питает слабость к «Романтическим историям». Расчувствовавшись, комиссар признался, что и сам почитывает подкупающе бесхитростные душещипательные рассказы в этом журнале, когда удается незаметно забрать оставшуюся без присмотра копию.

С тех пор Тремейну не давал покоя вопрос: что, если согласие комиссара вызвано чувством неловкости? Возможно, на следующий день, проснувшись в холодном свете утра, глава столичной полиции понял, что обнажил душу перед незнакомцем? «Неужели это разрешение – нечто вроде взятки?» – с легким беспокойством спрашивал себя Тремейн.

Может, комиссару полиции Лондона вовсе не хотелось, чтобы о его пристрастии к любовным историям заговорили на всех углах. Вдруг его разрешение – часть тайной сделки, своего рода плата за молчание?