Агата Кристи - Второй удар гонга. Врата судьбы

— Очевидно, что вы знаете об этом абсолютно все.

— А мы всегда все знаем, — ответил полковник Пайкэвей.

— Нашему псу удалось его ухватить, и он вернулся с клочком брюк в зубах.

— Приветствую, — произнес полковник Пайкэвей, выдыхая клубы дыма. — Прошу прощения за столь неожиданный вызов, но я решил, что лучше встретиться с вами лично.

— Как я полагаю, вы знаете, что в последнее время у нас происходили неожиданные вещи, — сказал Томми.

— Вот как! А почему вы думаете, что мне об этом известно?

— Потому что вам все всегда известно.

Полковник Пайкэвей засмеялся.

— Ха! Цитируете меня в моем же присутствии? Да, я действительно так говорил. Мы действительно знаем все. Для этого мы здесь и сидим. Она действительно еле-еле спаслась? Я о вашей жене, как вы понимаете.

— Ничего подобного, но все действительно могло кончиться довольно плачевно. Думаю, что вы уже знаете все детали; или хотите, чтобы я рассказал вам?

— Если хотите, то вкратце. Кое о чем я еще не слышал, — сказал полковник Пайкэвей. — А именно — о Лоэнгрине. Улыбка — курица — вот те на. А ваша жена, знаете ли, большая умница. Сразу все поняла. Звучит совершенно по-идиотски, но смысл во всем этом есть.

— Сегодня я привез вам результаты, — пояснил Томми. — Мы прятали их в жестянке для муки до того, как я отправился к вам на встречу. Я не хотел доверять их почте.

— И правильно.

— Они в жестяной коробке — хотя это не жесть, а металл получше, — и лежали в Лоэнгрине. В голубом Лоэнгрине. В Кембридже — садовом фаянсовом табурете Викторианской эпохи.

— Я сам помню такие. У меня в деревне жила тетушка, у которой было два таких.

— Содержимое тайника очень хорошо сохранилось — было зашито в брезент. Внутри, скорее всего, письма. Наверное, они успели здорово разрушиться, но, полагаю, специалисты…

— Уверен; что с этим мы успешно справимся.

— Вот эта коробка, — сказал Томми. — Кроме того, у меня для вас список тех вещей, которые мы сочли необходимым записать. Таппенс и я. Об этих вещах или упоминалось в разговорах, или нам о них специально рассказывали.

— Имена?

— Три или четыре. Сами Оксфорд и Кембридж, а также упоминание о том, что их выпускники останавливались в доме — правда, я не думаю, чтобы это было важным, потому что основным во всем этом было привлечь внимание к фаянсовым табуретам.

— Да-да-да, Но мне кажется, что здесь есть еще парочка интересных вещей.

— После того как в нас стреляли, — продолжил Томми, — я немедленно сообщил об этом в полицию.

— И правильно сделали.

— На следующий день меня пригласили в участок, где я встретился с инспектором Норрисом. Раньше я с ним никогда не встречался. По-видимому, это новый работник.

— Да. И, возможно, выполняющий специальное задание, — заметил полковник Пайкэвей и пустил кольцо дыма.

Томми закашлялся.

— Думаю, что вы сами о нем все знаете.

— Я о нем знаю, — подтвердил полковник. — Мы здесь все знаем. С ним всё в порядке. Инспектор отвечает за это расследование. Местные, скорее всего, смогут определить, кто за вами следил и расспрашивал про вас. А вы не думаете, Бересфорд, что вам лучше уехать из дома на какое-то время и захватить с собой жену?

— Не думаю, что мне это удастся.

— Вы хотите сказать, что она не согласится? — переспросил полковник.

— Еще раз, если позволите, — сказал Томми. — Вы действительно знаете все. Я не думаю, что Таппенс можно оторвать от всего этого. Не забывайте, что рана ее не опасна, она хорошо себя чувствует и теперь понимает, что мы… мы вышли на что-то реальное. Правда, мы не знаем ни что это такое, ни что мы в конце концов можем найти, ни что нам делать дальше.

— Продолжайте идти по следу, — посоветовал Пайкэвей. — Это единственное, что возможно сделать в создавшейся ситуации. — Он постучал ногтем по металлической коробке: — Эта маленькая штучка хоть что-то да расскажет. Из того, что нам всегда хотелось узнать. Кто много-много лет назад запустил весь этот механизм и кто выполнял грязную закулисную работу.

— Но ведь…

— Я знаю, что вы хотите мне сказать. Вы хотите сказать, что, кто бы это ни был, он уже давно мертв. Это верно. Но, тем не менее, мы узнаем, что происходило в то время, кто был вдохновителем, а кто — помощником, кто унаследовал дело или же продолжал заниматься тем же самым все эти годы. Это могут быть люди, которые на первый взгляд мало что собой представляют, но на поверку оказываются более могущественными, чем мы о них думаем. Кроме того, мы можем узнать имена людей, которые контактировали с этой группировкой — у нас теперь везде одни группировки, — в которую сейчас могут входить совсем другие личности, но сохранившие ту же идеологию, ту же любовь к жестокости и насилию и которые продолжают поддерживать контакты с другими группировками. Некоторые из последних вполне безобидны, а вот другие гораздо опаснее именно потому, что это группировки. Это, знаете ли, неизбежно. Мы выучили это за последние пятьдесят — сто лет. Выучили, что когда люди сходятся вместе и образуют сплоченную банду, они могут достичь такого, что и в голову иногда не придет. Кроме того, они способны заставлять других людей работать на себя.

— А можно вопрос?

— Спрашивать может каждый, — ответил полковник Пайкэвей. — Мы все знаем, но не всегда отвечаем на вопросы. Это вы тоже должны знать.

— Имя Соломон вам что-то говорит?

— А-а-а, мистер Соломон, — повторил полковник. — А где вы о нем слышали?

— Мне назвал его инспектор Норрис.

— Понятно. Замечу, что если вы будете выполнять указания Норриса, то с вами все будет в порядке. В этом можете быть уверены. Могу также сказать, что лично с Соломоном вы никогда не встретитесь — он мертв.

— Это я тоже знаю, — вставил Томми.

— Знаете, да не совсем, — продолжил полковник. — Мы иногда используем это имя. Полезно, знаете ли, иметь имя, которое можешь свободно использовать. Имя реального человека, которого уже нет с нами, но который все еще пользуется заслуженным уважением соседей. В «Лавры» вы попали по чистой случайности, но у нас появились серьезные надежды на то, что с вашей помощью нам может повезти. Однако я не хочу ставить под угрозу вас или вашу супругу. Так что подозревайте всех и вся. Это единственно правильная линия поведения.

— Я доверяю только двоим. Один из них — Альберт, который служит у нас не одно десятилетие…

— Да, я помню Альберта. Такой рыжеватый мальчик, правильно?

— Он давно уже не мальчик…

— А кто второй?

— Мой пес Ганнибал.

— Хм-м-м, в этом что-то есть. Кто там — кажется, доктор Уоттс? — написал гимн, который начинается со слов: «Собаки любят кусаться и лаять — такими их создал Бог…» У вас какая порода — немецкая овчарка?