Наталия Антонова - Кипение страстей

— Открывайте дверь, — сказала Мирослава, когда они подошли к нужному номеру.

Портье послушно выполнил её пожелание, и когда дверь открылась, вошёл в номер первым и зажёг свет в прихожей, — вот тут, она лежала, — указал он и мускулы его лица напряглись.

Мирослава обошла портье, прошла в комнату и подождала пока он войдёт следом.

— А где были найдены стаканы с остатками вина? — спросила она.

— Да, вот, здесь, на столике, — он указал на изящный столик с гнутыми ножками, на котором и теперь стояла ваза с левкоями, бутылка минеральной воды, резная кружка, оригинальный бочонок с пивом и два стакана.

— В тот день, когда мы пришли сюда с полицией, здесь стояла ваза с цветами, недопитая бутылка сухого вина, блюдо с фруктами, два стакана. На полу валялся нож от фруктов и одна салфетка. Второй не было. У нас ведь фирменные салфетки. Мы их специально заказывали. Салфетки полотняные, а рисунок выполнен шёлком.

— Понятно, — сказала Мирослава. — А стаканы забрали работники…

— Да-да, забрали, — не дал ей договорить портье, — но со стаканами вообще, неувязочка вышла, — он пригладил волосы на лбу.

— Какая неувязочка? — насторожилась Мирослава?

— Понимаете… на наших фирменных стаканах на дне силуэт.

Мирослава молча, смотрела на портье.

— Ну, вы вообще, представляете, что такое бриг? — спросил он.

— Бриг — это двухмачтовое парусное судно, — сказала Мирослава.

— Ну, в общем, — поморщился портье, как от зубной боли, — а если быть точнее, то бриг — двухмачтовое мореходное судно военное или купеческое с косыми парусами.

— Понятно, — задумчиво протянула Мирослава, — и что?

— Вот, видите, ничего вам непонятно! — портье назидательно поднял палец к потолку, — суть в том, что на дне каждого стакана был начертан силуэт косых парусов.

— И что?

— А то, что на одном из изъятых стаканов этого силуэта не было.

— Он не мог стереться? — осторожно спросила Мирослава.

— Да, как можно!!! — искренне возмутился портье, — вы за кого нас принимаете?!

— Успокойтесь, ради бога, я не хотела задеть вашу профессиональную гордость.

— То-то же… — слегка остыл портье.

— Просто, мне важно понять, почему же на стакане не было силуэта парусов?

— Да, тут и понимать нечего, — махнул рукой портье, — стакан не наш.

— Как это не ваш? — спросила Мирослава.

— Очень просто, приблудный.

— Какой?

— Приблудный. Мы с Гришей так и сказали работникам полиции.

— А они?

— Что они?

— Ну, что они думают по этому поводу?

— Чихать они хотели на наше сообщение. Изъяли оба стакана, как вещественное доказательство.

— А вы не помните, каким из себя был второй стакан, тот, который, как вы выразились — приблудный?

Портье пожал плечами, — стакан, как стакан. Обычный, — он задумался, — нет, ничего не могу вспомнить. Обычный стакан… не очень новый.

— Почему вы так думаете? — мгновенно среагировала Мирослава.

— Там царапины на дне, значит, он успел обшарпаться.

— Спасибо. Вы мне очень помогли, — сказала Мирослава.

— Да, ладно, уж, не преувеличивайте, — улыбнулся портье, — просто, хорошему человеку, и помочь приятно.

Они спустились на лифте и распрощались тепло, как старые друзья.

— Если, что заходите, — бросил ей во след портье.

— Всенепременно! — улыбнулась через плечо Мирослава и вышла из «Брига».

Она шла по улице, и что-то внутри неё не давало ей покоя.

Может быть, то же самое испытывает морская раковина, под створку которой попала крохотная песчинка. И что делает в таком случае моллюск, чтобы избавиться от ощущения неудобства?

Правильно… он начинает окружать песчинку, случайно попавшую вовнутрь раковины перламутром — слой за слоем. Блестящий шарик растёт и становится жемчужиной.

А что делает человек, если что-то не имеющее названия случайно попадает в его душу и начинает тревожить?

Он начинает обволакивать это нечто своими мыслями и чувствами…

— Пойду-ка я прогуляюсь по набережной, — решила Мирослава.

Мирослава медленно брела вдоль берега моря, наслаждаясь запахом йода, хвои и цветов.

Перед её глазами стояла Элен Максимова.

Она не сомневалась, что женщина попала в силки, расставленные безжалостной рукой.

Чтобы вызволить Элен из них требовалось не только понять, кто же на самом деле расправился с Томашевской, но и представить неопровержимые доказательства.

Вдоволь нагулявшись, Мирослава отправилась в крохотную гостиницу, зависшую на скале над морем.

Скала напоминала застывшую волну, а гостиница крохотный дворец.

Но называлась она почему-то «старая хижина», хотя разумнее было бы назвать её «Жемчужиной на гребне волны»! Или ещё как-нибудь в этом роде.

… Но «хижина», так «хижина», — подумала Мирослава, засыпая…

… За открытым окном вздыхал ветер, и тихо шумело море…

Ей снился сон:

Золотистый свет лучей заходящего солнца… фиолетово-зелёный отблеск над пурпурной чашей необъятной зыби…

Капли дрожащих бликов, как сотни маленьких сверкающих алмазов подобных перекатывающимся звёздам…

Опьяняющий запах йода… остывающей от зноя хвои и неуёмный аромат ночных цветов…

… И чайки, улетающие далеко в море…

Опаловый свет, сотканный из дрожащих нитей…

Волны светлого воздуха, несравнимого ни с чем в своей лёгкости, головокружительной свежести … и обманчивой прозрачности ускользающих миражей.

…И недвижимое время…

Из долгого томленья — миг сладкой боли! … и бархатная темнота над берегом, над морем…

И в этом бархате утоплена, как зеркало, луна и неподвижны матовые тени.

Глубокий сон. Бескрайний покой. Как хорошо, тепло, и безмятежно.

Все звуки смолкли и только ровное дыханье. Не слышно тиканья часов…

И вдруг! в этот мир, казалось, бесконечного блаженства, стремительно ворвался резкий звук! … древней флейты. И схлынуло на нет успокоенье.

А флейта всё не унималась и продолжала издавать свой резкий металлический звук.

Мирослава не хотела просыпаться. Не хотела и всё тут!

Она думала во сне, что ту древнюю флейту — продольную трубочку из тростника с шестью дырочками за её стремительное звучанье давным-давно заменили другой — деревянной флейтой с нежным переливчатым голосом, журчащим, успокаивающим.

Так, нет, же! Флейта, исчезнувшая из европейского оркестра в 18 веке, ожила в её сне. С чего бы это вдруг?!

И тут Мирослава увидела, как в море посыпались осколки зеркала. Что же это? — флейта превратилась в стрелу и вонзилась в зеркально-мерцающий круг светящейся в небе луны.

И теперь от волшебного сияния остались одни осколки, и от умиротворения, похоже, тоже.

Мирослава вздохнула во сне, но глаз не открыла. Она хотела спать.