Артур Дойль - Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

– Нет, не припоминаю,

– А я помню. Я мог бы поклясться, что это так. Впрочем, мы на досуге вернемся к этим следам и проверим их. Как это я мог быть настолько слеп, чтобы не вывести из этого заключение!

– А какое ваше заключение?

– Только то, что оригинальна та корова, которая движется шагом, легким галопом и в карьер. Черт возьми, Ватсон, такой хитрый ход не мог зародиться в мозгу деревенского кабатчика. А здесь никого нет, кроме парня в кузнице. Выйдем-ка, не заметим ли мы чего-нибудь.

В полуразвалившейся конюшне стояла пара мохнатых, нечищеных лошадок. Холмс поднял заднюю ногу одной из них и громко рассмеялся.

– Старые подковы, но вновь подкованные: старые подковы, но новые гвозди. Этот случай достоин названия классического. Войдем в кузницу.

Парень продолжал работать, не обращая на нас никакого внимания. Я видел, что глаза Холмса бегали справа налево, разыскивая что-то в железном и древесном мусоре, разбросанном на полу. Но мы вдруг услышали шаги; позади нас стоял хозяин; его тяжелые брови насупились над свирепыми глазами, смуглое лицо было искажено злобой. Он держал в руке короткую палку с металлическим набалдашником и направился к нам с таким угрожающим видом, что я невольно нащупал в своем кармане револьвер.

– Эй, вы, чертовы шпионы! – воскликнул он. – Что вы тут делаете?

– Что с вами, мистер Реубен Гейс? – спокойно возразил Холмс. – Можно подумать, вы боитесь, что мы откроем что-нибудь.

Крестьянин с усилием овладел собою, и угрюмое выражение сменилось фальшивым смехом, который казался более опасным, чем насупленные брови.

– Сделайте одолжение, находите все, что вам угодно, в моей кузнице. Только послушайте, я не желаю, чтобы люди без моего позволения совали свой нос в мои владения, а потому, чем скорее вы расплатитесь и уйдете, тем мне будет приятнее.

– Прекрасно, мистер Гейс. У нас не было никаких дурных намерений, – сказал Холмс. – Мы пошли взглянуть на ваших лошадей, но, в конце концов, я думаю, что лучше пройтись пешком. Кажется, недалеко.

– Не более двух миль до ворот дома. По этой дороге налево.

Хозяин мрачными глазами следил за нами, пока мы не вышли из его владений. Но мы недалеко ушли, так как при первом же повороте дороги, скрывшем нас от его глаз, Холмс остановился.

– В этой харчевне было горячо, как говорится в детской игре, – сказал он. – Я чувствую, что с удалением от нее с каждым шагом становится холоднее. Нет-нет, я никак не могу ее покинуть.

– Я убежден, – заметил я, – что этому Реубену Гейсу все известно. Я не видывал более очевидного негодяя.

– А! Он произвел такое впечатление на вас? Тут лошади, тут кузница. Да, интересное место, этот «Боевой Петух». Полагаю, что мы еще раз взглянем на него.

Позади нас простирался длинный отлогий скат холма, испещренный валунами серого известняка. Мы сошли с дороги и поднимались по холму, как вдруг, взглянув по направлению к Гольдернесс-холлу, я увидел быстро катившего по дороге велосипедиста.

– Ложитесь, Ватсон! – воскликнул Холмс, тяжело опустив руку на мое плечо.

Едва успели мы броситься на землю, как мимо нас пролетел мужчина на велосипеде. Сквозь облако пыли я уловил бледное взволнованное лицо, все черты которого выражали ужас – с открытым ртом и дико смотревшими вперед глазами. Он походил на странную карикатуру резвого Джемса Уайльдера, которого мы видели накануне вечером.

– Секретарь герцога! – воскликнул Холмс. – Пойдемте, Ватсон, посмотрим, что он делает.

Мы принялись перескакивать с валуна на валун, пока не добрались до такого места, откуда видна была дверь харчевни. Велосипед Уайльдера был прислонен к стене рядом с нею. В доме не заметно было ни малейшего движения, и мы не видели никого в окнах. Солнце опускалось за башнями Гольдернесс-холла, и медленно надвигались сумерки. Затем мы увидели свет двух боковых ламп во дворе харчевни, и вскоре услышали топот копыт, шум колес, выехавших на дорогу, и бешеную скачку по направлению к Честерфильду.

– Что вы думаете на этот счет, Ватсон? – шепнул мне Холмс.

– Это похоже на бегство.

– Насколько я мог разобрать – это был кабриолет с одним человеком в нем. Без сомнения, не мистер Джемс Уайльдер, так как вот он и сам у дверей.

В темноте выступил красный квадрат света. Посреди стояла темная фигура секретаря, напряженно вглядывавшегося в темноту. Очевидно, что он ожидал кого-то. Наконец послышались шаги по дороге, в пятне света показалась другая фигура, но тотчас же закрылась дверь, и все снова погрузилось во мрак. Через пять минут в одной комнате второго этажа была зажжена лампа.

– Странные обычаи существуют в «Боевом Петухе», – заметил Холмс.

– Распивочная расположена по ту сторону дома.

– Совершенно верно. А этих можно назвать личными гостями. Но какого черта нужно мистеру Джемсу Уайльдеру в этом притоне в такой поздний час, и что это за товарищ, пришедший к нему сюда на свидание? Пойдем, Ватсон, нам положительно нужно рискнуть и попробовать посмотреть на это немного ближе.

Мы пошли потихоньку по дороге и подкрались к двери харчевни. Велосипед продолжал стоять прислоненный к стене. Холмс чиркнул спичку, поднес ее к заднему колесу, и я услышал, как он хихикнул, когда свет ее упал на след денлопской шины. Над нами было освещенное окно. Тотчас же ноги Холмса очутились на моих плечах, но не успел он взобраться на них, как был снова на земле.

– Пойдем, друг мой, – сказал он. – Достаточно мы сегодня поработали. Думается мне, что мы собрали все, что можно было. До школы далеко, и чем раньше мы выступим, тем лучше.

Холмс почти не открывал рта в продолжение всего утомительного пути по зарослям, а когда мы дошли до школы, то он не вошел в нее, а отправился на Макльтонскую станцию, чтобы отослать несколько телеграмм. Поздно ночью я слышал, как он утешал доктора Гюкстебля, удрученного трагической смертью учителя немецкого языка, а еще позднее Холмс вошел в мою комнату, такой же бодрый и энергичный, каким он был утром.

– Все идет хорошо, мой друг, – сказал он. – Обещаю, что к завтрашнему вечеру мы доберемся до разгадки тайны.

На следующее утро в одиннадцать часов мой друг и я шли по знаменитой тисовой аллее Гольдернесс-холла. Нас ввели через великолепную Елизаветинских времен дверь в кабинет его светлости. Там мы застали мистера Джемса Уайльдера, скромного и вежливого, но с легкими следами дикого ужаса прошлой ночи, проглядывавшего в его бегающих глазах и искаженных чертах.