Янина Забелина - Книга покойника

Он улыбнулся и исчез в коридоре. Граф подумал, что такой доктор способен скрасить почти любую ситуацию.

«Семейный врач должен быть жизнерадостным, – размышлял он. – Уметь наращивать новую кожу… А иначе они станут бесполезны – они призваны облегчать страдания, а не просто сопереживать».

Граф выключил свет и вышел в коридор: темно и тихо, лишь одна затененная лампочка озаряла участок потолка, а дальние углы тонули во мраке. Лампа Психеи не горела, и только венок виднелся в арочной нише. Когда Граф дошел до площадки, где находилась эта ниша, слабый звук заставил его обернуться: дверь спальни Леона открылась, и молодой человек вышел наружу. Он был в рубашке с закатанными рукавами и расстегнутым воротом, с гребнем в руке – очевидно, шел в ванную.

Заметив Графа, он остановился. В полутьме Леон казался огромным и страшным: гигантская шагающая кукла с застывшей улыбкой, начиненная каким-то таинственным механизмом.

Спустя тысячи минут молчания парень спросил:

– Вы теперь живете здесь?

– Очень разумный вопрос! Нет.

– Тогда приходите снова поскорее.

– Благодарю, я приду.

Граф отправился вниз, раздумывая, как бы он отреагировал, если бы одна из этих больших рук коснулась его сзади между лопаток.

Порывшись в шкафу под лестницей, он нашел свои шляпу и пальто и вышел в вестибюль – навстречу ему откуда-то из темноты шагнул Йост Карсон.

– Господин Граф, вы уходите?

– Да, наконец.

– Но сейчас всего половина десятого.

– А я-то подумал, что уже наступило послезавтра.

– Устали? Я тоже. Но если бы вы уделили мне несколько минут…

Карсон выглядел не просто усталым. Он казался измученным и истощенным. Граф подумал, что напряжение тяжелого дня поставило бывшего журналиста на грань нервного срыва, и, обреченно кивнув, сказал:

– Столько минут, сколько вам понадобится.

– Мне не хотелось бы кого-нибудь разбудить. Не спуститься ли нам в биллиардную?

Они вместе вышли на улицу и направились к калитке в изгороди; Карсон открыл ее своим ключом, затем, когда они вошли в мощеный дворик, снова закрыл. Справа чернели голые деревья и кусты, а за ними простиралось снежное поле. Скоро здесь зазеленеет свежая трава. Карсон открыл дверь кухни, и они вошли в небольшую прихожую, за ней начинался коридорчик с двумя дверями – справа и слева. Карсон открыл правую и повернул выключатель.

В большой комнате находились биллиардный стол, стол для пинг-понга, два столика для бриджа и несколько стульев. Вдоль южной и западной стен тянулись диваны, напротив длинного окна у восточной стены располагался камин.

– Здесь холодно! Может, стоит затопить?

– Не нужно, я останусь в пальто.

– Хорошо.

Не снимая верхней одежды, они уселись на диван возле двери, шляпы положили на кожаную спинку и с удовольствием откинулись на нее – двое усталых мужчин в холодной комнате.

– Приятное место, – протянул Граф. – В жаркую погоду здесь должно быть особенно хорошо, снаружи сад.

– Да. Матиасу Олдемару оно очень нравилось. Он словно живой стоит перед моими глазами: загоняет в лузы шары, заканчивая партию, помахивает ракеткой… Он хорошо играл. В пинг-понг обставлял всех. Он мне нравился, хотя и не очень хорошо думал о нас.

– О ком – «о нас»?

– Других, не Одемарах.

– Не может быть!

– Я не осуждаю его. Мы действительно заполонили весь дом. Но Анна Одемар, кажется, здорово переживала. Знаете, он думал о вас и ваших книгах, говорил о вас вчера – после того, как мы узнали, что вы к нам придете, – и сегодня за обедом. Господин Граф, он просил вас вернуться сюда сегодня вечером?

Граф закурил сигарету.

– Что заставляет вас так думать?

Карсон подвинул ногой напольную пепельницу ближе к Графу и пояснил:

– Вряд ли вы оказались здесь случайно. У Матиаса была возможность поговорить с вами наедине – днем, когда он провожал вас.

– Но и господин Фридрих Одемар разговаривал со мной наедине.

– Он не стал бы действовать подобным образом.

– Но зачем же господину Матиасу Олдемару понадобилось приглашать меня?

Карсон достал сигареты, открыв пачку, долго рассматривал их и, наконец, выбрав одну, сказал:

– Мне очень сложно определить свое нынешнее положение. Мне хотелось бы обсудить ситуацию, и, в зависимости от результатов, я дам вам ответ. Хильда Гаст знала моих родителей, она нашла мне – в тот момент совершенно беспомощному – эту работу. Но платит мне госпожа Одемар, Леон – мой подопечный, если, я полагаю, вы можете его так назвать. И я пользуюсь гостеприимством Фридриха Одемара. А Фридрих Одемар обращается со мной с поистине королевским благородством.

– И я должен сказать, по отношению к кому вы обязаны соблюдать лояльность? – Граф повернул голову, чтобы посмотреть на молодого человека.

Карсон, однако, не ответил на этот взгляд; уставившись в одну точку, он продолжил свой монолог:

– Я не сказал бы ни слова ни вам, ни кому-либо еще, если бы не личный мотив – это Хильда Гаст. У меня нет ни единого атома доказательств своих, может, и безумных, предположений. Я надеюсь, вы в состоянии дать мне совет и затем позабыть о нашем разговоре… Все мои утверждения основаны на догадках, на случайных намеках – больше ничего у меня нет.

– Вы можете довериться моему благоразумию.

Карсон посмотрел на Графа – безумный блеск его ввалившихся глаз наводил на мысль о приступе лихорадки. Не отводя взгляд, молодой человек резко сказал:

– По крайней мере, я уверен, что вы не хлопотун-исправитель, который вмешивается в чужие дела, чтобы потом распускать отвратительные сплетни.

– Да уж, пожалуй, я за собой такого никогда не замечал, – согласился, улыбаясь, Граф.

– Откровенно говоря, мне плевать на всякие там высокие материи, только личная привязанность толкает меня на эту беседу. Родители Хильды погибли в горах. Появилась госпожа Гаст, устроила ее в школу, затем снова исчезла. Я знал ее еще ребенком. Она во многом осталась прежней – не требует объяснений, не смотрит пренебрежительно, не гонится за славой или деньгами. К сожалению, вы не знакомы с ней, и вам сложно понять мое отношение к этой чудесной девушке.

– Постараюсь напрячь свое воображение.

– Дело в том, что она совершенно не способна сражаться за свое благо, и у нее нет никого, кто бы присматривал за ней, кроме госпожи Гаст… Я остался здесь вместо того, чтобы отправиться на фронт, поскольку считал – и считаю – не имею права бросить ее одну. Фридрих Одемар – благороднейший человек, но он потворствует Беате, а та предпочитает держать Хильду в Витчерхиире под присмотром двух упрямых слуг. Госпожа Одемар бесполезна, она не обладает никаким авторитетом в семье и не в состоянии ходить… А теперь я пришел к мысли, что с госпожой Эмма Гаст в самом деле что-то неладно. Мне она никогда особенно не нравилась, но я всегда считал ее принципиальной женщиной. Позднее мне пришлось изменить свое мнение.