Агата Кристи - Человек в коричневом костюме. Тайна замка Чимниз

Его предложение меня безумно удивило. Доктору давно перевалило за тридцать, дело уже близилось к сорока. Это был кругленький, бочкообразный толстячок, совсем не похожий на героя из «Приключений Памелы» и уж тем более на сурового и молчаливого родезийца. Немного поразмыслив, я спросила, почему он решил жениться именно на мне. Доктор пришел в еще большее замешательство и пробормотал, что жена – хорошее подспорье для практикующего врача. Это выглядело еще менее романтично, но все же меня почему-то тянуло принять его предложение. Ведь мне предлагалась спокойная жизнь! Спокойная жизнь и уютный дом. Вспоминая теперь ту сцену, я думаю, что поступила несправедливо по отношению к маленькому толстячку. Он был искренне влюблен в меня, однако из-за ошибочных представлений о деликатности не афишировал свою любовь… Но тогда моя алкавшая романтики душа взбунтовалась.

– Вы удивительно добры ко мне, – сказала я, – но это невозможно. Я выйду замуж только за того, в кого влюблюсь до беспамятства.

– Значит, вам кажется, что вы…

– Нет, не влюблена, – жестко отрезала я.

Доктор вздохнул.

– Но что вы намерены делать, моя милая девочка?

– Я мечтаю увидеть мир, хочу приключений! – ответила я без тени колебаний.

– Мисс Анна, вы еще сущий ребенок! Вы не понимаете…

– Какие трудности встретятся на моем пути? О нет, я прекрасно все понимаю, доктор. Я не сентиментальная школьница, а очень практичная и, кстати, сварливая особа. Если бы вы на мне женились, я бы вам показала…

– О, если бы вы передумали…

– Нет, не могу.

Он вздохнул еще раз.

– Тогда у меня к вам другое предложение. Моей тете – она живет в Уэльсе – нужна помощница по хозяйству, молодая леди. Как вы на это смотрите?

– Отрицательно, доктор. Я поеду в Лондон. За приключениями надо ехать в Лондон! Я буду смотреть в оба, и – помяните мое слово! – что-нибудь да произойдет! В следующий раз я пришлю вам весточку из Китая или из Тимбукту.

Вслед за доктором меня посетил мистер Флемминг, папин адвокат из Лондона. Он специально приехал, чтобы повидаться со мной. Флемминг обожал антропологию и высоко ценил папины научные труды. Роста он был высокого, худощав, узколиц и седовлас. Когда я вошла в комнату, он встал и, взяв мои руки в свои, ласково пожал их.

– Бедное дитя! О, мое бедное, бедное дитя!

Я неосознанно начала входить в роль обездоленной сиротки. Это на меня мистер Флемминг подействовал. Он излучал доброту, теплоту и отеческую заботу… И был совершенно уверен, что я глупенькая маленькая девочка, оставшаяся один на один с жестокосердным миром. Я сразу поняла, что переубеждать его бесполезно. И, судя по всему – как показал дальнейший ход событий, – сделала правильно, что не стала его переубеждать.

– Мое милое дитя, можете ли вы выслушать меня? Мне бы хотелось вам кое-что разъяснить.

– А… хорошо.

– Как известно, ваш отец был выдающийся человек. Потомки его оценят. Но, к сожалению, он не обладал деловыми качествами.

Я знала это, пожалуй, даже лучше мистера Флемминга, но от комментариев воздержалась.

Он продолжал:

– Вряд ли вы разбираетесь в подобных вопросах, так что я постараюсь говорить как можно понятней.

Мистер Флемминг начал вдаваться в ненужные подробности, из которых в конце концов стало ясно, что мне приходится вступать в жизнь, имея в кармане восемьдесят семь фунтов семнадцать шиллингов и четыре пенса. Сумма была весьма неубедительной. Я ждала продолжения разговора с некоторым трепетом, боясь, что у мистера Флемминга найдется где-нибудь в Шотландии тетушка, которой позарез нужна молоденькая компаньонка. Однако тети у адвоката не оказалось.

– Вопрос в том, – продолжал мистер Флемминг, – как устроить ваше будущее. У вас ведь нет родственников?

– Нет, я одна на свете, – сказала я и снова поразилась своему сходству с какой-нибудь киногероиней.

– А друзья у вас есть?

– Да, ко мне все были очень добры, – с благодарностью в голосе ответила я.

– Еще бы! Разве можно вести себя иначе с такой юной и очаровательной девушкой? – галантно заметил мистер Флемминг. – Ладно-ладно, моя дорогая, мы что-нибудь придумаем.

Мистер Флемминг слегка поколебался, но потом сказал:

– А что, если вам немного пожить у нас?

Я даже подпрыгнула – Лондон! Средоточие всяческих приключений!

– Как вы добры ко мне, – пробормотала я. – Неужели вы серьезно? Я побуду у вас только первое время, пока не осмотрюсь. Нужно же самой зарабатывать на хлеб, не правда ли?

– Да-да, мое милое дитя. Я вас понимаю. Мы подыщем вам что-нибудь… э-э… подходящее.

Я инстинктивно почувствовала, что наши с мистером Флеммингом представления о «подходящей работе» существенно различаются. Однако спорить было неуместно.

– Итак, решено. Кстати, почему бы вам не поехать со мной сегодня?

– О, благодарю, но как отнесется к моему появлению миссис Флемминг?..

– Жена будет рада.

Полагаю, мужья сильно заблуждаются, считая, что знают психологию своих жен. Я бы жутко разозлилась, если бы мой муж без предупреждения привел домой бедную юную сиротку.

– Мы пошлем миссис Флемминг с вокзала телеграмму, – продолжал адвокат.

Мои скудные пожитки были упакованы в мгновение ока… Я печально воззрилась на свою шляпу, никак не решаясь ее надеть. Подобные шляпы я называю «кухаркиными». По-моему, в них только прислуге на прогулку выходить… но даже кухарки этого не носят! Черная соломенная шляпа давно потеряла какую бы то ни было форму, поля уныло провисли… Но вдруг мне пришла в голову гениальная идея: я стукнула по шляпе кулаком, потом как следует «намяла ей бока», приплюснула донышко и прицепила нечто схожее с кубистскими фантазиями на тему морковки. Получилось просто шикарно. Затем я отцепила морковку и принялась сглаживать следы своих злодеяний. В результате «кухаркина шляпа» обрела первоначальную форму, но стала еще более потрепанной и жалкой, мне хотелось как можно точнее соответствовать расхожему образу несчастной сиротки. Я побаивалась, что миссис Флемминг окажет мне не очень радушный прием, однако надеялась обезоружить ее своим видом.

Мистер Флемминг тоже нервничал. Я почувствовала это, когда мы поднимались по лестнице большого дома, стоявшего на тихой Кенсингтонской площади. Миссис Флемминг поздоровалась со мной вполне любезно. Она оказалась симпатичной дородной женщиной, таких обычно считают прекрасными женами и матерями. Проведя меня в спальню, стены которой были обиты чистеньким, без единого пятнышка ситцем, миссис Флемминг выразила надежду, что я ни в чем не буду испытывать нужды, и сообщила, что через пятнадцать минут ждет меня к чаю. А затем оставила меня в одиночестве.

Я слышала, как она спустилась в гостиную на первом этаже и сказала, слегка повысив голос: