НИНА ЛЕТО РОМАНОВА - Жизнь по капельке. Медицинский детектив [publisher: SelfPub]

***

Азин брёл по коридору, не замечая никого вокруг, не отвечая на приветствия коллег. Он автоматически вызвал лифт, спустился в подвал, прошёл подземным переходом в морг и открыл дверь в прозекторскую. В этом закутке он провёл больше десяти лет. Над столом, где писались заключения, до сих пор висели его личные фотографии. Кабинет заве– дующего, куда он переехал семь лет назад, по-прежнему оставался «новым офисом».

Закрыв за собой дверь, Азин продолжал стоять, словно вспоминая, зачем зашёл. Из-за перегородки выглянул взъерошенный интерн.

– Здравствуйте, Александр Ильич.

– Да, – ответил Азин.

Ученик посмотрел поверх очков, соображая, правильно ли он расслышал ответ.

– Вы кого-то ищете?

– Нет, – Азин покачал головой, – и, развернувшись, покинул прозекторскую.

Молодой человек, проводив его удивлённым взглядом, дождался, когда захлопнется дверь, на случай, если Александр Ильич всё-таки вспомнит, зачем заходил, и вернулся к своей работе.

Вне всяких сомнений, все в госпитале знали о произошедших убийствах и записках, в обоих случаях обращённых к Азину. Ни у кого, включая следователя, не было мало-мальски правдоподобной версии, объясняющей произошедшее и при чём здесь Азин. Все вспоминали интервью доктора с корреспондентом, где оба шутили над идеей написания детективного романа, но разве можно принять это за версию? Полиция опросила патологоанатома на предмет, знал ли он погибших и есть ли у него какие-либо идеи, почему убийства были «посвящены» ему. Но Азин уверял, что сам находится в неведении.

В кармане халата затрещал телефон:

– Александр Ильич, здравствуйте, это Геннадий.

– Да, я узнал, – Азин, не дойдя до кабинета, остановился, словно начавшийся разговор должен был определить, в каком направлении ему продолжать двигаться.

– Александр Ильич, я, конечно же, не первый и далеко не последний, кто хотел бы с вами встретиться для беседы, но, благодаря нашему недавнему интервью, смею надеяться на некоторые преимущества перед остальными.

– Да, приезжайте прямо сейчас, – доктор продолжил свой путь по направлению к кабинету заведующего. – Следующую пару часов я свободен.

***

Приближалось время традиционного чаепития. Капа любила подчеркнуть, что следует английским традициям «5 o'clock tea».

– Знаешь ли ты, друг любезный, – наливая воду в чайник, обратилась она к Геннадию через раскрытую дверь в его кабинет, – что традиция чая 5 o'clock принадлежит английской герцогине Анне VII Бедфордской. Она с трудом выносила долгие перерывы между ранним ланчем и поздним ужином и ввела моду на чай с печеньем в неурочное время. А упрочила традицию королева Виктория, которая сразу после коронации попросила чашку чая.

Не дожидаясь ответа со стороны Гены, Капа насыпала заварку в маленький чайник и проговорила:

– На чай в высшее общество попадали только по приглашению, что считалось отличной возможностью завести знакомства.

Чайник закипел. Капа, налив воды в заварочный, плотно закрыла его крышечкой и накрыла специальным для этого случая толстым полотенцем.

– Англичане пьют разные сорта чая в разное время суток, знаешь ли ты об этом? – продолжила Капитолина свой монолог, обращённый к Геннадию. – Утром тонизирующий English breakfast, в середине дня English tea, для 5 o'clock подойдёт English Afternoon, который сочетает крепость и мягкость вкуса, а вечером мягкий, спокойный Earl Grey.

Капа направилась к холодильнику, достала сливки и наполнила сливочник.

– Англичане не пьют чай с лимоном, как русские. Зато с молоком пьют много и часто, – старушка взяла из шкафчика чашку и, наливая в неё сливки, пояснила: – Двести лет назад фарфор в богатых домах был так тонок, что в него боялись наливать кипяток. Поэтому сначала наливали молоко или сливки (лично я предпочитаю сливки), а затем горячий чай. Причём именно в такой последовательности для сохранения вкуса!

Геннадий появился на пороге кабинета.

– Я еду к Азину, – бросил Гена, на ходу надевая куртку. – Будь осторожен, – Капа посмотрела поверх очков. – Любители чёрного юмора советуют держаться подальше от госпиталя, чтоб не попасть в следующую главу.

Но журналист уже бежал к парковке, где его ждал старый «фольксваген».

***

Азин пил кофе и наблюдал за быстро меняющейся за окном картинкой. Солнце уже светило по-зимнему, но оттого, что в кабинете было жарко, его сияние нарушало зимнюю идиллию, создавая впечатление, что и там, за окном, нет холодного ветра и пощипывающего щёки морозца. Издалека стремительно приближалась тёмная, тяжёлая туча, нависая низко и угрожающе. Уже пролетали отдельные снежинки, и по тому, как хаотично они кружили в воздухе, было понятно, что вместе со снегом туча принесет и ветер. Лишь тонкое стекло защищало от приближающейся бури, рождая иллюзию спокойствия. И вот серый край наполз на солнечный диск и начал слой за слоем натягивать на него свои снежные лохмотья. Но солнце не желало гаснуть и долго пробивалось отдельными лучами, пока не исчезло вовсе. И тут, вместо бури и снежного шквала, всё успокоилось, ветер стих, небо больше не казалось грозным. Из него повалили снежные хлопья, большие и мягкие, как куски ваты. Они падали медленно – то ли лениво, то ли важно – и всё это казалось некой зимней кульминацией: и побеждённое, пропавшее с неба солнце, и никуда не спешащие гигантские снежинки. Чёрные деревья растопырили пустые ветки, пытаясь поймать пролетающие хлопья, чтоб соткать из них белые рукава…

Азин смотрел, не отрываясь, на это великолепие, и чувство, близкое к катарсису, захлестнуло его, на мгновение сбив дыхание: «К чему всё это? Каково, вообще, место человека в этой природе, в этом мире, который был до нас и будет после…» Эти мысли приходили всё чаще. Может быть, работа накладывала отпечаток: если видишь смерть каждый день, пусть чужую, привыкаешь к её неизбежности.

Кто-то постучал, и через секунду в дверь просунулась голова Геннадия.

– Входите, – поздоровался Александр Ильич и кивнул в сторону.

Гена, оставляя за собой мокрые следы, прошёл через кабинет и провалился в холодное кожаное нутро кресла, в котором словно отсутствовали какие-либо пружины и другие конструкции, создающие внутренний каркас. Однако уже через пару минут он почувствовал себя уютно, как в гамаке, и единственное, чего ему хотелось, это прикрыть глаза и задремать. Но Азин, в своей обычной манере, будто продолжая уже начатый разговор, обратился к визитёру:

– У меня никаких версий. А у вас?

Версий у Гены всегда было много, но он не любил ими делиться: любая из них завтра могла стать сенсацией.

– Как вам сказать, Александр Ильич. У меня не то чтобы чёткие версии, скорее, некоторые соображения, – Азин внимательно слушал, не перебивая. – Для меня сейчас главный вопрос – «зачем?». Зачем кто-то убивает и оставляет записки с вашим именем? Думаю, как только я найду ответ на этот вопрос, сразу же отвечу и на следующий – «кто?».