Агата Кристи - Карибская тайна; Немезида

— Они не хотели, чтобы об их браке узнали? — спросила мисс Марпл.

— Нет. Верити не хотела, чтобы о нем знали, и я скажу с абсолютной уверенностью, что и Майк тоже. Они боялись, что их остановят. Верити, на мой взгляд, помимо любви видела в этом браке некое избавление. Естественное, как мне кажется, если учесть обстоятельства ее жизни. Она потеряла своих подлинных хранителей, своих родителей, а после их смерти ей пришлось начать новую жизнь в том самом возрасте, когда школьница может так легко «втюриться» в кого-нибудь. В привлекательную учительницу. В преподавательницу физкультуры или в математичку, в старшую школьницу или дежурную. Подобное состояние не может продлиться очень долго, однако оно является вполне естественной частью жизни. А потом начинается другая стадия, когда ты осознаешь, что в своей жизни ищешь полноты. Отношений между мужчиной и женщиной. И тогда ты начинаешь оглядываться по сторонам, разыскивая себе пару. Спутника или спутницу жизни. И если у тебя хватает ума, ты не спешишь, заводишь друзей, но ждешь, как говорили детям старые няньки, правильного принца или принцессу. Клотильда Брэдбери-Скотт чрезвычайно хорошо относилась к Верити, и та, по всей видимости, почитала ее как героиню. Эта женщина была впечатляющей личностью. Симпатичная, образованная, интересная. Думаю, что Верити обожала ее самым романтическим образом и что Клотильда полюбила ее как собственную дочь. Словом, Верити созревала в атмосфере обожания, вела интересную жизнь, и интересные темы стимулировали развитие ее ума. Это была счастливая стезя, однако я думаю, что понемногу она осознала... осознала, не понимая того, скажем так, желание совершить побег. Побег от любви. Побег, не знаю во что и куда. Однако, встретив Майкла, она поняла это. Ей хотелось бежать в ту жизнь, где мужчина и женщина вместе создают следующую ступень бытия в этом мире. Однако Верити поняла, что нет никакой возможности заставить Клотильду понять ее чувства. Она понимала, что Клотильда будет самым суровым образом противостоять ее любви к Майклу. Не сможет принять ее всерьез. И Клотильда, увы, была бы права в своих чувствах... Теперь я это знаю. Он не был таким мужем, которого могла... нет, должна была получить Верити. Избранная ею дорога вела не к жизни, не к полноте бытия и счастью. Она пролегала к потрясению, боли, смерти... Видите ли, мисс Марпл, я испытываю глубокое ощущение собственной вины. Я действовал из благих побуждений, однако не знал того, что мне следовало бы знать. Я знал Верити, но не знал Майкла. Стремление девушки к секретности я выводил из того, какой сильной личностью была Клотильда Брэдбери-Скотт. Она обладала столь сильным влиянием на Верити, что могла и отговорить ее от брака.

— Так, значит, вы считаете, что именно это она и сделала? Считаете, что Клотильда достаточно наговорила ей о Майкле и девочка отказалась от намерения выйти за него?

— Нет, я в это не верю. Не верю до сих пор. В таком случае Верити сказала бы мне. Обязательно сказала бы.

— Так что же на самом деле случилось в тот день?

— Я еще не сказал вам об этом. День был назначен... время, час и место, — и я ждал. Ждал жениха и невесту, которые так и не пришли, не прислав мне ни слова, ни извинения... ничего. Но почему, не знаю даже теперь! И никогда не знал. До сих пор не могу поверить. То есть не в то, что они не пришли — это было бы несложно объяснить, — но в то, что они не прислали мне ни слова. Даже какой-нибудь небрежно набросанной строчки. Вот почему мне хотелось знать... я надеялся, что Элизабет Темпл могла что-то сказать вам перед смертью. Передать вам предназначенное мне послание. Если она знала или понимала, что умирает, то могла и захотеть передать мне такое известие.

— Она хотела получить от вас информацию, — проговорила мисс Марпл. — И в этом, не сомневаюсь, заключалась причина, пославшая ее к вам.

— Да. Да, наверное, вы правы. Мне показалось, видите ли, что Верити ничего не сказала бы людям, способным остановить ее, Клотильде и Антее Брэдбери-Скотт, однако, поскольку она всегда была очень предана Элизабет Темпл — и та имела огромное влияние на нее, — мне кажется, что она писала ей и сообщала кое-какую информацию.

— Думаю, да, — проговорила мисс Марпл.

— И какую же информацию?

— Элизабет Темпл она сообщала следующее, — сказала мисс Марпл. — Что она намеревается выйти за Майкла Рэфь-ела. Мисс Темпл знала это. И сама сказала мне об этом. Сказала так: «Я знала девушку по имени Верити, собиравшуюся выйти за Майкла Рэфьела», — и узнать это она могла только от самой Верити, которая наверняка писала ей или посылала весточку. А когда я спросила: «Почему же она не вышла за него замуж?» — мисс Темпл ответила: «Она умерла».

— И тут мы можем поставить точку, — промолвил архидиакон Брейбазон и вздохнул. — Мы с Элизабет знали только два факта. Она знала, что Верити намеревается выйти замуж за Майкла. А я знал, что они собирались вступить в брак, что договорились об этом, назначили день и время. И я ждал их, но свадьба не состоялась. Не было ни жениха, ни невесты, ни даже простой записки от них.

— А у вас есть какие-нибудь предположения о том, что могло случиться? — спросила мисс Марпл.

— Я даже на мгновение не допускаю, что Верити и Майкл могли поссориться и разойтись.

— Однако в их отношениях могло что-то произойти? Быть может, нечто такое, что открыло Верити глаза на некоторые стороны характера и личности Майкла, чего она прежде не понимала или не знала?

— Этот ответ не удовлетворяет меня, потому что она непременно дала бы мне знать. Она не могла позволить мне ждать их появления для совершения священного таинства. Как это ни забавно, Верити обладала прекрасными манерами и отличным воспитанием. Она прислала бы мне записку. Нет. Боюсь, что могло произойти только одно.

— Смерть? — спросила мисс Марпл, вспомнив единственное слово, произнесенное Элизабет Темпл так, что в нем загудел колокол.

— Да, — вздохнул архидиакон Брейбазон. — Смерть.

— Любовь, — в задумчивости произнесла мисс Марпл.

— Вы хотите этим сказать... — Он помедлил.

— Это сказала мне мисс Темпл. Я спросила: «Что же убило ее?», и она ответила: «Любовь» — так, что слово это показалось мне самым страшным в мире. Самым страшным.

— Понимаю, — проговорил архидиакон. — Понимаю... как мне кажется.

— И какое же решение вы можете предложить?

— Раздвоение личности, — он снова вздохнул. — Нечто совершенно не очевидное для окружающих, если только они не обладают достаточной квалификацией, чтобы заметить это нечто. Видите ли, Джекилл и Хайд вполне реальны. Стивенсон вовсе не придумал их. Майкл Рэфьел был — не мог не быть — шизофреником. Личность его раздвоилась. Я не обладаю медицинскими знаниями и психоаналитическим опытом. Однако в Майкле обязательно присутствовали две части... две личности. Одна — доброжелательный, даже милый юноша, возможно, главным образом привлекавший своим стремлением к счастью. Но была и вторая, которую некая умственная деформация, пока что неведомая нам, заставляла убить не врага, но любимую, и потому он убил Верити. Не зная, быть может, почему он делает это или что это значит. В нашем с вами мире происходят подчас весьма жуткие вещи, умственные причуды, нравственные извращения или нарушения мозговой деятельности. В этом отношении очень печальный случай представляла собой одна из моих прихожанок. Жили вместе две пожилые женщины, пенсионерки. Они были подругами по какой-то прежней работе. Казались вполне счастливой парой. И однажды одна из них убила другую. После чего послала за своим старым другом викарием своего прихода и объявила: «Я убила Луизу. Это очень печально, однако я увидела, как дьявол выглядывает из ее глаз, и поняла, что обязана убить ее». Подобные вещи подчас приводят в отчаяние. Можно только спрашивать: зачем? Почему? Но однажды придет ясность. Врачи обнаружат или вычислят какой-нибудь дефект в гене или в хромосоме. Или найдут железу, перенапрягающуюся или перестающую функционировать...