Ричард Остин Фримен - Красный отпечаток большого пальца

Я усадил мисс Гибсон в кэб и продиктовал кучеру ее адрес, попутно заметив, что она смотрит на меня жалобно и с затаенной тоской.

— Не оставляйте меня, — попросила она. — Вы можете поехать с нами?

— Хорошо, — охотно согласился я. — Высадите меня на Кингс-Кросс, если вас не затруднит, — проинструктировал я кэбмена, сел рядом с девушкой, и в тот момент, когда кэб тронулся с места, в тюремный двор вкатил черный мрачный фургон с новой партией несчастных.

— Рубен не слишком обрадовался мне, — тихо произнесла мисс Гибсон после долгого молчания, — но все-таки я приеду снова. Это мой долг перед ним и собой.

Я не стал ее отговаривать; мысль о том, что сама судьба дает мне шанс вновь сопровождать Джульет, ослабила мою волю. Сомнений не было: с каждым днем я терял почву под ногами и мог сорваться в пропасть страстной влюбленности.

— Благодарю вас, — продолжала она, — что вы подготовили меня. Бедные люди, запертые, как дикие звери, в клетки, страшные бирки с номерами — от этого жуткого зрелища я сошла бы с ума, если бы заранее не знала, чего ожидать.

Пока мы беседовали, мисс Гибсон немного успокоилась и воспрянула духом — она любезно приписала эти улучшения влиянию моего общества. Убаюканный похвалой, я разоткровенничался о несчастном случае с доктором Торндайком.

— Какой ужас! — вскрикнула она. — Ему повезло, что он не погиб прямо на мостовой. Он сильно пострадал? Как вы думаете, он не сочтет бестактным, если я заеду осведомиться о его здоровье?

Хотя меня не особенно волновало, как Торндайк отнесется к визиту мисс Гибсон, я заверил ее, что ему будет приятно, поскольку сам пришел в восторг, предвкушая новое свидание. Окрыленный любовью и томимый горько-сладкими предчувствиями, я выпорхнул из кэба на Кингс-Кросс и заторопился домой.

Через несколько дней состояние Торндайка улучшилось, ушибы не болели, раны постепенно заживали, и он вернулся к обычным занятиям. Визит Джульет (более не хочу именовать ее формальным «мисс Гибсон», ибо читатели уже поняли, что эта девушка давно являлась для меня не просто мисс Гибсон, а самым дорогим человеком на свете) прошел в теплой обстановке. Моему коллеге и вправду было лестно внимание столь милой особы, и он принял ее так сердечно, что привел в восторг. Они долго беседовали о Рубене, и мне показалось, что Торндайк пытается осторожно выведать нюансы ее отношений с его клиентом. Я не сомневался: это важно для дела, — но к каким выводам пришел мой друг, не мог понять, поскольку после ухода Джульет он замкнулся в себе и мы почти не разговаривали. Больше девушка, к моему огромному огорчению, нас не навещала, а Торндайк, как я уже упоминал, стремительно шел на поправку.

Однажды, возвратясь домой за час до полудня, я увидел, что Полтон уныло слоняется по гостиной, занимаясь чем-то вроде весенней уборки, если такое определение вообще применимо к холостяцкому быту.

— Здравствуйте, Полтон, — приветствовал я его. — Вы решили на часок-другой расстаться с лабораторией?

— Вовсе нет, сэр, — мрачно отозвался он, — по своей воле я не ушел бы: меня оттуда выгнали.

— Кто?

— Доктор заперся изнутри на замок и велел не мешать ему. Ланч сегодня подам холодным.

— Что мистер Торндайк делает в лаборатории?

— Мне самому интересно, — заявил Полтон. — Он иногда уединяется там и проводит кое-какие опыты, связанные со своими расследованиями, и, если уж доктор закрылся на ключ, значит, за этим последует что-то из ряда вон выходящее. Я с нетерпением жду, что произойдет на этот раз.

— В двери есть замочная скважина? — спросил я, дабы подзадорить Полтона, и наживка вполне сработала.

— Что вы себе позволяете, сэр?! — моментально вспылил он, но, поняв по моему лицу, что я пошутил, примирительно улыбнулся и добавил: — Если желаете шпионить, имейте в виду: доктор заметит вас еще до того, как вы что-то успеете разглядеть.

— Ореол таинственности, каким вы с доктором окружаете свои эксперименты, просто вынуждает хитрить.

— Это верно, — кивнул он. — Ремесло у доктора такое, что без секретов не обойтись. Вот, к примеру, поглядите.

Он достал из кармана кожаное портмоне, а оттуда — листок бумаги и протянул мне. Я увидел четкий рисунок: вроде бы, комплект шахматных фигур с размерами, обозначенными на полях.

— Похоже на пешки, — сказал я, — стонтоновского образца.

— Я тоже так считал, но это не пешки. Мне велено изготовить двадцать четыре такие штукенции, и я не возьму в толк, что доктор собирается с ними делать.

— Придумал новую игру? — предположил я в шутку.

— Ага, — лукаво усмехнулся мой собеседник. — Доктор всегда изобретает новые игры и играет в них в судах, а прочие игроки — его соперники, — как правило, терпят поражение. Но на сей раз задачу он мне поставил трудную: двадцать четыре фигурки надо сделать из самшита, высушенного самым тщательным образом. Представляете? Спрашивается: зачем они ему? Наверняка это связано с теми опытами, которые он сейчас проводит наверху. — Полтон покачал головой и, аккуратно положив рисунок назад в портмоне, торжественно произнес: — Да, порой доктор заставляет меня по целым дням мучиться от любопытства. Вот сейчас как раз такое время.

Хоть я и не считал себя любопытным, но тоже невольно задумался об экспериментах своего коллеги и о назначении тех предметов, которые он велел смастерить. Однако я был мало осведомлен о расследованиях Торндайка за исключением дела Рубена Хорнби, а увязать с ним набор из двадцати четырех самшитовых шахматных фигурок оказалось выше моих мыслительных способностей и воображения. К тому же в тот день после полудня я планировал сопровождать Джульет, которая собиралась вторично навестить Рубена в тюрьме, поэтому меня больше беспокоило то, как пройдет наше с ней свидание, чем то, над чем колдует в своей лаборатории мой ученый друг.

За ланчем он вел себя оживленно, много разговаривал, но не сообщил ничего нового. Я осторожно намекнул ему на тайные занятия, и он уклончиво ответил: да, у него есть кое-какая работа, которую он должен выполнить сам, без помощников. Едва мы покончили с едой, как Торндайк вернулся к своим трудам, оставив меня бродить вверх-вниз по лестнице в ожидании звонка хэнсомского кэба, который должен был отвезти нас с Джульет в Холлоуэйскую тюрьму — отныне благодатный для меня край, как ни дико это звучит.

Вернувшись в Темпл, я никого не застал в гостиной, и меня поразило, какой уютной и опрятной она стала, после того как Полтон провел уборку. Мой ученый друг, похоже, все еще упражнялся в лаборатории, Полтона тоже нигде не было, и, увидев на столе заранее приготовленный чайный прибор, а на газовой горелке у камина — наполненный водой чайник, я догадался: Полтон занят делами и дает мне понять, что его не нужно беспокоить. Я зажег газ и приготовил себе чаю, попытавшись скрасить одиночество сладостными воспоминаниями.