Ричард Остин Фримен - Око Озириса

Описывать остальные события того дня, включая подбрасывание скарабея, нет смысла: вам все известно. Что касается костей, да, я совершил ошибку: мне и в голову не пришло, будто голые кости дадут медэкспертам так много материала для анализа и выводов. Один лишь вид мумии Себекхотепа вызывал у меня отвращение, поскольку под влиянием воздуха она начала стремительно разрушаться, и я инстинктивно чувствовал, что в ней таится для меня страшная опасность. Мумия безмолвно указывала на связь между мной и исчезновением Джона Беллингэма, и я стал напряженно размышлять, как бы воспользоваться ею с выгодой для себя, а заодно избавиться от нее.

Я боялся, что суд откажется признать смерть завещателя так скоро, а если решение отложат, то еще неизвестно, утвердят ли завещание Джона при моей жизни. Мне хотелось ускорить этот процесс, и я подумал, что, если подсунуть вместо костей завещателя кости Себекхотепа, то все благополучно устроится — пусть не сразу, но в недалеком будущем. Я понимал, что скелет египтянина, взятый целиком, мне не поможет, а наоборот, навредит: у Джона были разбиты надколенники и сломана левая лодыжка, у мумии же эти признаки отсутствовали — следовательно, меня неизбежно разоблачили бы. Выбрать отдельные кости и подложить их в подходящее место, да еще присовокупить какой-нибудь предмет, принадлежавший покойному, — такой вариант показался мне почти идеальным. Профессор прав: когда я складывал кости руки в саквояж, правая кисть мумии отломилась. Но если бы мистер Торндайк не вмешался в это дело, мой план увенчался бы успехом.

Почти два года я жил в полной безопасности, время от времени захаживая в музей убедиться, что тело Джона хранится, как положено. В глубине души я радовался, что, хотя и по трагической случайности, тело упокоилось согласно воле завещателя, изложенной во втором пункте, причем не в ущерб моим интересам. Гром над моей головой раздался в тот вечер, когда я увидел вас, профессор, у ворот Темпла в обществе доктора Барклея. Я моментально заподозрил неладное и понял, что мне не выкрутиться. С тех пор я ждал вашего визита с часу на час. И роковой час пробил. Вы выиграли, а мне, как честному игроку, остается только заплатить свой долг.

Он умолк и спокойно закурил. Инспектор Бэджер зевнул и отложил блокнот:

— Вы закончили, мистер Джеллико? Мы ведь условились принять все ваши показания, хотя, по правде говоря, уже чертовски поздно.

Джеллико вынул изо рта папиросу и глотнул воды.

— Я забыл спросить, — посмотрел он на профессора, — вы развертывали мумию? Я имею в виду останки своего покойного клиента.

— Мы не вскрывали даже футляр, — сказал Торндайк.

— Как?! — закричал Джеллико. — Каким же образом вы убедились в справедливости своих подозрений?

— Я сделал снимок рентгеновскими лучами.

— Вот оно что, — усмехнулся Джеллико. — Все гениальное — просто. Последние научные достижения поражают воображение, а вы идете в ногу со временем.

— Стараюсь, — вздохнул Торндайк.

— Мистер Джеллико, — заерзал на стуле Бэджер, — нам пора, и если вам нечего добавить, то…

— Добавить? — медленно произнес Джеллико. — До-ба-вить… Н-нет. Время ушло. Да-да, оно ушло, вр-ремя…

Голос его пресекся, взгляд замер на Торндайке, лицо вмиг изменилось: осунулось и стало мертвенно-бледным; губы приняли вишневый оттенок.

— Что такое? — вскочил Бэджер, подбегая к хозяину. — Вам дурно, сэр? Что случилось? Ответьте!

Но мистер Джеллико, словно не слыша вопросов, неподвижно сидел, откинувшись на спинку кресла. Руки его лежали на столе, взгляд, устремленный на Торндайка, начал стекленеть. Внезапно его голова свесилась на грудь, тело обмякло. Он соскользнул с кресла и упал на пол.

— Он в обмороке! — воскликнул Бэджер, нырнул под стол, вытащил оттуда бесчувственного адвоката и стал на колени, вглядываясь ему в лицо. — Доктор Торндайк, что с ним? Припадок? Или сердечный приступ?

— Ни то, ни другое, — покачал головой Торндайк, наклоняясь и щупая пульс. — Цианистый калий, надо полагать.

— Сделайте что-нибудь, я должен арестовать преступника.

Торндайк выпустил руку Джеллико, и та тяжело упала на пол.

— Бесполезно, он умер, — тихо сказал профессор.

— Умер? — недоуменно переспросил Бэджер. — Значит, все-таки ускользнул от правосудия?!

— Не стал дожидаться приговора, — бесстрастно заметил Торндайк, и его ледяной тон резанул мне слух: похоже, доктор считал такую развязку событий вполне естественной.

Инспектор вскочил и забегал взад-вперед по комнате, заложив руки в карманы, бросая на мертвеца злобные взгляды и угрюмо бормоча:

— Какой я дурак! Зачем я согласился на его проклятые условия?

— Не вините себя, — остановил его Торндайк. — Если бы вы сразу ворвались в дом, то нашли бы Джеллико мертвым: он бы заранее принял яд. А так мы застали его живым и получили важные показания. Вы, инспектор, поступили правильно.

— Когда он успел проглотить отраву? — спросил Бэджер. — Мы ведь глаз с него не спускали!

— Осмотрите его портсигар, — ответил профессор.

Бэджер вытащил из кармана покойника портсигар и раскрыл его. Из пяти папирос три были фирменные, с золотистыми кончиками, а две — обычные на вид. Торндайк взял одну из них, помял в пальцах и надорвал на четверть дюйма: на стол выпали две маленькие белые таблетки. Бэджер хотел понюхать их, но Торндайк схватил его за руку.

— Осторожнее! — крикнул он, потом сам, держа на безопасном расстоянии, понюхал таблетку и добавил: — Да, цианистый калий. Я догадался по цвету губ Джеллико. Таблетки были и в той папиросе, которую он раскурил, — он надкусил кончик и проглотил их.

Мы некоторое время постояли, глядя на распростертую безжизненную фигуру, затем Бэджер сказал:

— Когда будете проходить мимо швейцара, попросите его вызвать сюда констебля.

— Кстати, инспектор, — посуровел Торндайк, — вылейте херес из рюмки обратно в графин и уберите его от греха подальше. Вы меня поняли?

— Ах, черт! — воскликнул Бэджер. — Спасибо, что предупредили. Спокойной ночи, господа.

Мы покинули гостиную и оставили инспектора наедине с мертвецом — Джеллико выполнил уговор и действительно не оказал полиции ни малейшего сопротивления. Возле парадного входа Торндайк передал поручение Бэджера заспанному швейцару, мы попрощались и вышли на улицу. Профессор выглядел взволнованным; может, он вспоминал устремленный на него последний взгляд Джеллико? Ведь доктор наверняка еще тогда понял, что это взгляд умирающего.

— Бедный малый, — вздохнул Торндайк.

— Малый? — удивился Джервис. — По-моему, он очень крупный негодяй.

— Нет, — покачал головой профессор, — Джеллико не разбойник, он просто аморальный тип. Его толкали на преступление не столько злодейские намерения, сколько банальная алчность; его могли бы остановить угрызения совести, но у него она отсутствовала или атрофировалась. А человек он все-таки был мужественный, не лишенный самообладания. Я выполнил свой долг, друзья, но предпочел бы, чтобы не моя, а чья-нибудь чужая рука нанесла ему последний удар.