Кэй Стрэхен - Следы

— Неужели тебе не нравится новая шляпа, Нил?

— Не очень. Она слишком тебе подходит. Но куда, Джуди? Я думал, что оставляю тебя дома заставлять детей Люси развлекать твоих гостей?

— Я взяла Урсулу с собой, глупый. Мы хотели прогуляться по магазинам, так что приехали вчера вечером. Мы заехали поздно и встали сегодня тоже довольно поздно. Но все же у меня нашлось время на шляпу, пару игрушек и даже на ланч. А потом мне вдруг пришло в голову, что ты с нами мог бы выпить чаю, так что я прибежала позвать тебя.

— Твоя простота безупречна, дорогая.

— Нил! Если хочешь отравлять людям настроение, так будь же почеловечнее.

Сохраняй спокойствие. Не замечай тени, покрывающей великолепные белесые волосы, отведенный взгляд, зажатые плечи.

— Джудит, как ты узнала, что я здесь?

— Ах, милый, да где же тебе еще быть? Ты никогда не останавливался ни в каком другом отеле Портленда, правда? Я почувствовала себя предателем. Но я очень хотела поразить Урсулу великолепием Трензониана. И все же думаю, Нил, перед отъездом ты мог хотя бы оставить записочку на своем столе или…

— Оставь, Джуд. Урсула вернется с тобой на К‑2?

— Она тебе наскучила? Не она ли выгнала тебя, глупый?

— Подло. Мы с тобой оба прекрасно знаем эту историю. Зачем снова об этом говорить? Я без ума от нее. Мерзко, не правда ли? Мужчина в моем возрасте. Мне чертовых сорок шесть лет.

— Да, твоя правда. Но и Урсула не девочка. Она вдова уже восемь лет. Ей нравится наш Запад, и наше К‑2, и…

— У тебя эмоциональный диапазон как у гамака.

— Мне все равно. А вот ей нет. И она тебя тоже любит, любит последние три года. Ты бы и сам заметил, если бы так отчаянно не пытался этого не видеть. Нил… Что это?

Просто сон: нелепый сон о глупой игре, в которой человек, похожий на Нила, бьет себя в грудь трясущимися белыми кулаками, бормочет что-то себе под нос и удивительно сильно переигрывает ярость. Настоящий нежный, веселый и добрый Нил просто посмеялся бы над этой преувеличенной экспрессией и назвал бы этого человека «брюзгой» или кем-то вроде. Хотя если Нил был болен, то вполне мог… Люси сказала, что Нил очень болен. Люси — гений. Она должна была быть здесь. А Джудит — простая глупая старуха. Джудит Квилтер. Сохраняй спокойствие.

— Извини, Нил, если я не вовремя. Что-то не так. Возможно если бы ты мне рассказал, я бы смогла понять.

— Понять? — на мгновение показалось, что это слово обдало его нежностью. — Понять! — прорычал он и грубо отбросил его от себя.

— Тогда попробовать понять. А когда закончишь, попробуй рассказать Урсуле, может она сможет понять… Нил, милый! Нет!

— Нет! Я так и думал. Ты, конечно же, догадалась. Вы с Люси вместе догадались об этом уже очень давно. И ты говоришь мне нет. Не говорить правду. Хранить свой секрет, как я хранил его всего лишь всю свою жизнь. Господи, через что мне пришлось пройти! Прости. Опять эта хитрая спартанская чепуха. Забудь. Я держал язык за зубами. Я обещал. А обещал ли? Порой мне казалось, что вся моя жизнь была прикована к полу этим обещанием. Иногда, думаю, это был страх, гордость… Решай сама. Я хранил свой секрет. И сохранил бы его, если бы ты оставила меня в покое. Это твоя вина. Ты привезла Урсулу. Примерила на себя роль свахи. Я ушел, не так ли? И вот тут снова ты, с Урсулой под ручку. Следишь за мной, крадешься… Прости. Ты милая, Джуди. Но сейчас ты играешь спокойствие и уверенность. Ты заставила меня, чему я несказанно рад, поддаться роскоши признания. Так возьми же его!

Я убил отца. Да, это был я. Я знал о страховке. Мне казалось, что это единственный выход. Я одурачил их всех. Я вырезал красную маску из атласного платья Олимпии. Я — о Джуди, не смотри на меня так. Надень свою новую шляпу. Прекрати трогать свои волосы. Тебе идет седина, Джуди. Смотри, милая, сейчас это уже не так важно — убийство. Мы никогда никому об этом не расскажем, ты и я? Это совсем не стоит нашего беспокойства… Разве что Урсула. Я не могу жениться на ней. Я вообще никогда не смогу жениться, Джуд. Не стоит беспокоиться. Я никогда особо не переживал насчет женитьбы. В основном ненавидел женщин. Всех, кроме вас, девочки. И Урсулы.

Думаешь, стоит рассказать Урсуле? Думаешь нужна эта непосредственная любезность? Да она убежит обратно в свою Италию и каждый день будет благодарить небеса за то, что они спасли ее от этого. Думаешь, она на меня не донесет? Мне не нравится подвешенное состояние, сама знаешь. Во всех аспектах — личных и публичных, ведь так это происходит? — я бы не хотел…

— Нил…

— Подожди, Джуди. Я хочу прямо поставить все точки над i. Мне нужна полная информация. Я сумасшедший? А не поэтому ли к Люси на К‑2 приезжал психиатр? Нет, это не то, о чем ты думаешь. Я организовал преступление. Я виновен, виновен как паршивый пес. Но сошел ли я с ума? Возможно, прикончив-то члена семьи. Не помнишь, не была ли тетушка Грасия немного того? Вся эта ахинея о ее религии — этот бред про силоамитов [1] Силоам — источник в Иерусалиме с медленно текущей водой (Ис. 8:6), силоамская купальня. ? Но никто из нас этого, конечно, не замечал. И отец… интересно, а нормальные, вменяемые люди убивают? К чему я клоню, возможно, что в нашей семье прослеживается какая-то наследственная линия безумства. О, ради всего святого, Джуди, может хватит уже взбивать свои волосы?

— Да, милый, конечно. Я просто задумалась об этом сумасшествии. Уверена, что ты ошибаешься. Тетушка Грасия была необычной. Но ты должен помнить, какой разумной и мудрой она была. Возможно в ее мудрости было что-то суровое, но это не случайно. Отец убил человека точно так, как мог бы убить гремучую змею, собиравшуюся напасть на маму. Но ты, Нил, прости конечно, но мне не кажется, что сейчас ты не полностью в своем уме.

— Удобное безумие?

— Нет, нет, Нил. Зачем ты так жесток? Ты сделал это предположение. А я по глупости сказала. Мне нужно было сказать, что ты вполне вменяем, но вот твоя память — нет. Вся проблема заключается в памяти. Если ты вспомнишь, то совершенно невозможно, чтобы ты убил отца. Я не говорю, что это теоретически невозможно, — так тоже, конечно, — но физически невозможно. Вспомни. Ты был заперт в своей комнате в это время. В пределах двух минут после выстрела Люси прибежала в твою комнату через внутреннюю дверь и увидела, как ты пытался стулом вынести свою дверь, которая вела в коридор.

— Люси была тогда еще совсем ребенком. Она была слишком напугана, чтобы осознать, что увидела.

— Вовсе нет, Нил. Люси было двенадцать, и она всегда была не по годам развита.

— Да, а мне было восемнадцать, и я тоже был развит не по годам. Говорю тебе, я сделал это. Но я не собираюсь рассказывать даже тебе, как. Если меня поймают и дело дойдет до суда, тебе не захочется знать. А в случае суда мне не помешает небольшое алиби.