Кэй Стрэхен - Следы

Подождите. Дайте мне договорить. Я профессионал, точно такой же, как и вы. У меня тоже есть свой кабинет, в котором я принимаю посетителей. Конечно, он не такой стильный, как у вас. Просто я пользуюсь им уже сорок с лишним лет, и он за это время немного поизносился. И еще, мне не очень-то импонируют чересчур элегантные приемные. Это впечатляет пациентов. А пациентов лучше не впечатлять. Многие боли в животе оборачиваются аппендицитом лишь потому, что пациент, обставленный ореховой мебелью и персидскими коврами, стесняется рассказывать о своей простецкой боли в животе. Послушайте. Вот к чему я клоню.

Последние сорок лет своей жизни я проводил вечера, сидя в том кабинете. У меня было много времени натренировать терпение, слушая женщин (две трети из которых — истеричные, несчастные души), рассказывающих мне о своей боли в спине, отеках и пульсирующих головах. Еще лет десять назад или около того все, что я мог делать, — это слушать, хлопать их по плечу со словами, что они замечательные, храбрые девушки, давать какой-нибудь здоровый совет и отправлять домой. Теперь о том, что я могу делать сейчас. Скажите слово «психиатр», и большинство женщин начнут вести себя так, как вели себя вы, когда я пытался до вас что-то донести. Нет. Я сидел, кудахтал как старая курица и слушал. Полагаю, время, которое я потратил, слушая и утешая ваших сестриц-женщин, можно приравнять к двадцати годам. Никакие деньги этого не окупят, даже если бы я их получал; но я обычно не брал плату, потому что не мог их вылечить. Я мог бы что-то получать с благодарностей, но меня почти никогда не благодарили («Старина доктор Эльм просто не смог разобраться с моим недугом, так что я пошла к молодому доктору Соубонсу, и он мне все вырезал. Без операции мне бы и трех месяцев не оставалось прожить»). Но я не останавливался. Я всегда возвращаюсь обратно, всегда буду сидеть и слушать, и кудахтать. До самой смерти. Но меня все еще не оставляет мысль, что когда-нибудь все это окупится. Я никогда в жизни не просил ни одну женщину оказать мне честь, мисс Макдоналд. Не просил ничьей руки. Но сейчас я прошу вас оказать мне честь. Вы прочтете эти письма быстрее, чем какой-нибудь роман. Что скажете? Пара вечеров как плата за двадцать лет? И если вы мне скажете, что нет ни одной причины, по которой именно вы должны заплатить мне за все то время, что я потратил на вас, женщин, я вам отвечу, что в хороших, великих делах, которые совершают люди обычно нет совершенно никакой подоплеки. Флоренс Найтингейл [6] Флоренс Найтингейл (1820–1910) — сестра милосердия и общественная деятельница Великобритании, спасшая огромное количество британских солдат во время Крымской войны (1853–1856). , отец Дамиан [7] Дами́ан де Вёстер, «отец Дамиан прокажённых» (1840–1889) — в римско-католической церкви почитается как покровитель больных проказой, изгоев. или…

Линн Макдоналд, сидя за своим столом и подпирая подбородок переплетенными пальцами, улыбнулась.

— Или, — спросила она, — доктор Джозеф Эльм?

— Я вас понял. Это удар ниже пояса.

— Ну уж нет, вы меня не поняли. Я имею в виду причину, по которой он смог бы прийти сюда и предложить мне то, что сейчас предложил. Ах да. Я знаю, что это. Было очень интересно послушать все, что вы обо мне высказали, но и у меня тоже есть кое-какое мнение на свой счет. Итак, плата за его службу, но не ради него самого, а ради его друзей?

— Ну, раз так, Квилтеры мне уже даже больше как родные, а не как друзья.

— Понятно. Тогда, доктор Эльм, раз я берусь читать эти письма, может быть вы хотя бы вкратце опишете мне все это дело? Никаких деталей, просто факты, чтобы я могла читать письма с пониманием происходящего.

— Да, почему же. Я и сам об этом подумал. Если бы мы смогли, так сказать, обстругать все это дело вместе перед тем, как вы начнете читать письма, это сэкономило бы вам много времени.

Мисс Макдоналд тихо опустила руки на колени. Ее лицо было спокойным, но понимание ярким блеском сияло в серых глазах.

— Вот, — сказал доктор Эльм, доставая из кармана потрепанный блокнот, и влажным пальцем листая страницы. — Да. Я составил список героев — прямо как в пьесе…

— Если возможно, — сказала мисс Макдоналд, — первым делом я бы попросила вас рассказать вкратце о деле. Где произошло убийство, когда и как. Чуть позже, возможно, я бы послушала о людях, чье присутствие там могло бы что-то рассказать. Из вашего рассказа я поняла, что некий Ричард Квилтер был застрелен ночью в своей спальне. И что отсутствие оружия в комнате исключило возможность самоубийства. Что из окна спальни была протянута веревка, свисающая через крышу веранды под окном до земли. Что ни на свежевыпавшем снегу на крыше, ни на веревке не было никаких следов, как если бы ее использовали в качестве средства побега. Что тщательный обыск окрестностей в ту ночь, особенно каждого окна и двери, показал, что никто не покидал дом после выстрела.

— Да, все верно. Теперь дайте я взгляну. Да, точно, вот. Восьмое октября 1900 года, понедельник, около полуночи. Место — большое ранчо крупного рогатого скота, Ранчо К‑2, Квилтер-Кантри, восточный Орегон.

— Возможно, — предположила мисс Макдоналд, хитро подводя итог их встрече, — если у вас все это так точно записано в блокноте, вы оставите мне его вместе с письмами?

Доктор Эльм захлопнул блокнот и убрал его обратно в карман.

— Вы не сможете ничего там разобрать, — объяснил он. Дайте подумать. На чем я остановился?

Ах да. В понедельник вечером, восьмого октября, Квилтеры как обычно рано разошлись по своим комнатам. Ирен Квилтер — молодая невеста Кристофера Квилтера (Крис был двоюродным братом Ричарда — Дика) не могла заснуть, так что встала с постели в десять вечера, оделась в халат и тапочки, взяла свечу и спустилась вниз в гостиную. Она зажгла люстру, развела огонь в камине и на час погрузилась в чтение. Затем она решила вернуться в комнату. Дверь в их с Крисом спальню оказалась заперта.

Ну а Ирен, как и большинство не уважающих себя людей, думала, что то, что у нее есть, называется гордость. Она была слишком горда, чтобы постучаться. И в то же время она сходила с ума от мысли, что Крис смог запереть ее снаружи. Она снова спустилась в гостиную, где прямо на диване соорудила себе постель из индийских покрывал.

Сдается мне, что чем больше она обдумывала ситуацию, тем злее она становилась. Понимаете, они с Крисом немного повздорили прямо перед сном. Она решила, что совсем скоро Крису станет стыдно за свое поведение — а ему стало бы стыдно, если бы он действительно так поступил со своей любимой, — и он спустится вниз и попросит прощения. И зная это, она намеренно пошла и заперла дверь, ведущую с лестницы в гостиную, и еще дверь с передней лестницы в холл. (Как следует из писем, Квилтеры обычно не запирали двери. Но на них были замки, чтобы двери не хлопали в зимние сквозняки). Заперев Криса снаружи и тем самым показав, что она тоже вступила в эту игру по запиранию дверей, Ирен почувствовала себя весьма удовлетворенной и рухнула в свою диванную постель с намерением поплакать, но совершенно случайно вместо этого провалилась в сон. Очнулась она от звука выстрела наверху. Все сказали, что в обычной домашней тишине он прозвучал как настоящая пушка.