Кэй Стрэхен - Следы

Ирен вскочила, зажгла свою свечу, обула тапки и помчалась наверх. В верхнем холле она, должно быть, подумала, что все вокруг сошли с ума, потому что они как один колотили в свои двери изнутри, трясли их и громко кричали. Они были, как я вам уже недавно говорил, заперты в своих комнатах. Ирен побежала по холлу к своей с Крисом спальне. Пробегая мимо комнаты Дика, она заметила, что дверь туда была открыта, и из-за нее лился ламповый свет, так что девушка зашла туда. Она нашла Дика с навылет простреленной грудью. он лежал в постели.

Она подбежала к нему. Окно было широко распахнуто. Это было совсем необычно для тех дней; она сказала, что Дик глазами указывал на окно и пробормотал что-что вроде «Исчез». По началу ей так и показалось, но позднее, когда остальные ее допрашивали, она сказала, что возможно это было «Исчезни». Но следующими его словами, от которых она уже не отреклась, были «Красная маска».

Она приподняла его — самое плохое, что можно придумать в этой ситуации, конечно, но Ирен была просто глупейшая женщина, — и Дик назвал имена троих своих детей: «Нил, Джудит, Люси». Только тогда Ирен заметила, что весь подол ее халата и краешек рукава были в крови.

Она подумала, что Дик хотел увидеть своих детей, но не хотела его оставлять и совсем не знала, что делать. Она почему-то твердо для себя решила, что несмотря на то, что он пытался ей сказать, глядя в сторону окна, он сам выстрелил в себя, так что даже и не подумала задать ему ни одного вопроса. И не подумала бы. Вот, но в итоге она все равно пошла за Нилом и Люси — Джудит в тот день не было дома, — но Дик снова заговорил: «Подожди, отец». Он имел в виду своего отца, Фаддея Квилтера.

Ирен вернулась к нему, и он сказал, вкладывая последние силы в эти слова: «Приведи отца. Я должен ему сказать». Он повторил: «Должен сказать отцу…» — это были его последние слова.

Через какое-то время до Ирен наконец дошло, что происходит в холле. Ну, что все члены семьи заперты в своих комнатах. Прямо там же, на прикроватной тумбочке Дика под ночником она нашла россыпь ключей. Ирен взяла их и побежала высвобождать всех. Все замки на верхнем этаже были одинаковые; иначе, думаю, Ирен никогда бы не подобрала ключи под каждую дверь. Спальня Люси была прямо напротив комнаты Дика, так что Ирен открыла ее в первую очередь. Нил был с Люси в комнате. Дети вместе выпрыгнули в холл, Ирен только успела сказать: «Ваш отец», — но было уже слишком поздно. Когда Люси прибежала, Дик был уже мертв. Вот вкратце и вся история.

— Он был жив и в сознании еще несколько минут после выстрела. Как он лежал в кровати? Была ли какая-либо вероятность того, что он мог выбросить револьвер в окно?

— Послушайте. Кровать стояла в десяти или двенадцати футах от окна. Пистолет бы приземлился прямо на крышу веранды. Но снег на этой крыше был нетронут. Ни на ней, ни в ней ничего не было, кроме веревки. Другой пистолет был в комнате на верхней полке платяного шкафа в другом конце комнаты, не менее, чем в двадцати футах от кровати. И он был полностью заряжен. Теперь что касается веревки…

— Прошу прощения, доктор Эльм. Все эти детали вы взяли из писем, не так ли?

— Да. Конечно, меня не обошли стороной и разговоры. Я приехал на К‑2 сразу же, как только получил эту новость. Я там был уже ранним утром среды. Но я уже что-то забыл, да и большую часть деталей сам до конца никогда не знал. Возможно я был слишком занят, наводя порядок в доме по своей части. В любом случае, опуская всю эту бессмысленную воду, я был уверен в одном: какая-то паршивая собака проникла в дом, убила парня и каким-то образом скрылась. Я хотел в это верить и, признаюсь, все это время верил… до совсем недавних пор.

— Несомненно эти письма заставили вас поменять свое мнение?

— Думаю да.

— Письма, перечисляющие все находки, касающиеся убийства, и написанные человеком, который с тех пор называет себя убийцей?

— Да. Слава Богу Нил их написал. Если бы он не сделал этого в восемнадцать, сейчас, когда ему сорок шесть, нам было бы намного сложнее что-то узнать.

— Понятно. Теперь, если можно, расскажите мне, пожалуйста, о тех, кто был в доме в ночь убийства. Тогда при чтении писем я смогу узнавать членов семьи и их родственные связи.

Доктор Эльм сказал:

— Мисс Макдоналд, я никогда не славился умением заключать трудные сделки и не собираюсь этому учиться. Вы согласились прочесть письма, ничего больше. Если скажете, я прямо сейчас начну описывать каждого члена семьи. Но послушайте: вы упомянули родственные связи. Есть еще одна связь чрезвычайной важности. Я имею в виду связь семейства Квилтеров с их окружением, которой уже более двух сотен лет. Вы не можете отделить землю людей от их прошлого, а потом предугадать, как они себя поведут. Люди живут по шаблону. Создали ли они его сами или он сделан кем-то другим, это не имеет большого значения. Шаблон открыт всем взорам и вполне определен — прямо как вон тот ваш прелестный коврик. И если вы хотите увидеть людей такими, какие они есть, вы должны увидеть их в их жизненном образце. Это правда, что если у вас нет их правильного шаблона, вы дадите им какой-нибудь другой. Вот именно по этому поводу я постоянно спорю с бихевиористами.

Теперь, как только вы начнете читать письма Люси, вы удивитесь. Они совсем не похожи на письма деревенской девчонки. И письма Нила не выглядят так, будто их написал какой-то недотепа или ковбой восточного Орегона в 1900. От начала и до конца эти письма заключены в неповторимый квилтеровский стиль. Я вам отдам их через пять минут, если позволите. М?

— Но, — начала мисс Макдоналд, но быстро передумала, — конечно.

Она не дала себе взглянуть на наручные часы и как бы в подтверждение повторила:

— Конечно.

— Замечательно, тогда продолжу. В 1624 году в Вирджинии Яков Первый сделал большой земельный подарок сэру Кристоферу Квилтеру — десятому прадеду, как называли его дети. Вы достаточно хорошо знаете историю Америки, чтобы быть осведомленной о том факте, что сэр Кристофер и его жена Делида остались там и заложили фундамент огромного родового поместья. Я могу весь вечер рассказывать вам об истории Квилтеров, но не буду. С того самого дня началась история достойных, целеустремленных и успешных мужчинах и женщинах, среди которых героев как блох на собачьем загривке. Один из Квилтеров был близким другом Вашингтона — и так далее.

В 1848 году почти вся дарованная земля принадлежала Кристоферу Квилтеру. У него было трое сыновей: Кристофер, Фаддей и Финеас. Когда Кристофер и Фаддей достигли совершеннолетия, старик отдал им в бесплатное пользование плантации — с рабами и прочим. Эти двое получили образование в Оксфорде. Такой подарок, возможно, дал бы им шанс развиться в сфере рабовладения.