Дональд Макгибни - Тридцать второй калибр

— Вы передали ему мое сообщение? — спросил я.

— Да. Он сказал, что вы не представляете интереса.

Я почувствовал разочарование — моя стратегия не сработала. Я назвался Андерсеном, представившись предводителем слесарей из Кливленда, обеспокоенным проблемами рабочих из местного профсоюза. Я сделал так, потому что чувствовал, что если приду под собственным именем, то он откажется встретиться со мной. Но псевдоним мне не помог.

— Можете сказать, когда он освободится?

— Не могу, — ответила девушка. — Сейчас он очень занят, но если вы подождете, то, может, он и увидится с вами.

Мне показалось, что она улыбнулась, когда я прошел в приемную, но убедиться в этом мне не довелось — она сразу же повернулась ко мне спиной и принялась печатать на машинке.

Я оказался в помещении, перестроенном из старого склада. Теперь это была редакция еженедельной газеты «Подъем», которую финансировал Шрайбер, а редактировал русский еврей Борский. Это было типичная анархистская агитка, во время войны такие запрещали. Напротив моей скамейки была дверь с облупленной местами краской. Очевидно, она вела в кабинет Залнича — я мог слышать, как из-за нее доносится гул голосов. Здесь было грязно и тускло. Я сходил с ума от мысли, что приличная девушка-стенографистка работает в таком ужасном месте и на такого человека.

Наблюдая за ней, я удивлялся тому, что можно заставить пальцы так быстро и ловко двигаться. С восхищением я заметил, что в отличие от моей стенографистки, эта девушка не исправляет опечатки каждые две минуты. Интересно, сколько ей платит Залнич, и не хочет ли она сменить работодателя?

— Надеюсь, вы простите меня за то, что отрываю вас от работы, — начал, было, я.

— Не отрываете, — не поднимая глаз, ответила она.

— Можно спросить, вы удовлетворены работой здесь?

— Почему вы спрашиваете? — поинтересовалась она, остановившись и одарив меня взглядом.

— Я очень нуждаюсь в хорошей стенографистке, и я подумал, что, возможно, вы предпочли бы работать в месте повеселее, тем более что и зарплата там, наверное, будет побольше.

Какое-то мгновение она изучала меня, словно карточку из картотеки, а затем, видимо, решив, что я говорю серьезно, а не пытаюсь флиртовать, на ее лице вновь появилось что-то вроде улыбки.

— Впервые встречаю слесаря, который нуждается в стенографистке.

Тьфу! Я закусил губу, поняв, что оплошал, но все же не смог не рассмеяться.

— Вы неважно замаскировались, мистер Андерсен, если это в самом деле ваше имя. Не знаю, кто вы, чего добиваетесь и отчего выбрали личину слесаря, но ясно, что вы не детектив.

На этот раз она явно улыбнулась. Мне она бесконечно понравилась. Она смогла бы оказать помощь. По крайней мере, она знает, что происходило в офисе последние несколько дней.

— Мисс?..

— Миллер.

— Мисс Миллер. Я — юрист, а моя сестра обвиняется в ужасном преступлении, которого она не совершала. Думаю, что знаю, кто преступник, но я не могу доказать его связь с преступлением. Я считаю что вы можете помочь мне. Поможете?

— Почему вы думаете, что я могу помочь?

— Потому что вы можете наблюдать за человеком, которого я считаю виновным.

Веселое любопытство в ее взгляде сменилось негодованием. Ее голос был холоден:

— Думаю, вы ошиблись, оценивая мой характер. Пожалуйста, дайте мне закончить работу.

— Мисс Миллер, не подумайте, что я…

Вдруг дверь позади меня открылась, и, обернувшись, я обнаружил, что смотрю в глаза коротышке с поразительно большой головой. Все, кто хоть раз видели Залнича, не могли его забыть. Его сморщенное, уродливое тело казалось карикатурой на человека, пострадавшего в каком-то научном эксперименте. В дверном проеме, ведущем в кабинет Залнича, нарисовался и Шрайбер, тяжеловесный громила, похожий на мастиффа.

— Зачем вы отвлекаете мою стенографистку от работы? — голос Залнича вырос до крещендо. — Убирайтесь отсюда! Здесь у вас нет никаких дел! Проваливайте!

— Залнич, я пришел, чтобы поговорить с вами.

— Уходите! — крикнул он. — Я не буду говорить с вами! У меня нет лишнего времени, даже если у вас оно есть! Я знаю, кто вы. Вы шурин миллионера-кровососа, засадившего меня в тюрьму. С вами я говорить не стану, понятно?

По мере того, как он все сильнее кипятился, я становился все спокойнее.

— Залнич, я пришел, чтобы обвинить вас в убийстве моего зятя.

Секунду-другую он удивленно моргал, а затем, запрокинув голову, рассмеялся, издавая то ли смех, то ли визг. Он бил себя кулачками по кривым коленкам.

— Вы арестуете меня за убийство? Хи-хи! Шрайбер, ты слышал? Он пришел арестовать меня!

Внезапно он остановился — так же быстро, как и начал смеяться.

— Вперед! Арестуйте меня! Попытайтесь снова засадить в тюрьму! Тебе придется кровью вспотеть, прежде чем ты это докажешь. Думаешь, я убил твоего шурина? Я бы хотел. Я бы гордился тем, что убил его. Слышишь? Я бы хотел убить его. Я даже хотел бы, чтобы он был жив — тогда бы я смог убить его.

Маленькое чудовище подчеркивало свои слова, притопывая ногой по полу. Его злорадство было так велико, что я не вытерпел:

— Остановись! — крикнул я. — Если это не ты его убил, то это был кто-то из твоей шайки головорезов и анархистов! А если нет, то сын Шрайбера, этот прусак, по которому тюрьма плачет, или кто-то из его дружков.

Залнич сверкнул глазами:

— Ты назвал нас головорезами и анархистами. Ты, порожденье властей, нещадно эксплуатирующих рабочий класс — класс, который я представляю. Мы восстаем, и вы бросаете нас в тюрьмы — такая у вас хваленая свобода. Так было и в России. Вы называете нас «головорезами». Хорошее определение. Надеюсь, мы его оправдаем.

Поскольку разговор перешел в область политики, я повернулся к Залничу спиной и направился к двери. За мной последовал Шрайбер.

— На минуточку, — проревел он. — Вы сказали, что по моему сыну тюрьма плачет. Он в ней сидел, но за правое дело, впрочем, это не важно. Вы возбуждены, ведь ваш зять был убит. Но мы ничего об этом не знаем. Мы про это услышали на следующий день. Я ничего против Фельдерсона не имел, но если вы попытаетесь снова посадить в тюрьму Карла, моего сына, то с вами кое-что произойдет. Я говорю это для вашего же блага.

Разочарованный разговором, я закрыл за собой дверь и спустился в холл. Не знаю, на что я надеялся, видимо, рассчитывал, что Залнич как-то себя выдаст, как-то покажет, что знает о смерти Джима больше должного. Вместо этого он посмеялся надо мной, и даже заявил, что хотел бы совершить это преступление.

Услышав шаги за спиной, я обернулся. За мной шла мисс Миллер.

— Мистер Томпсон.

— Да, мисс Миллер.

— Вы просили меня помочь найти убийцу вашего зятя. По какой-то причине вы решили, что это мистер Залнич, и хотели, чтобы я предоставила вам информацию о нем.