Френсис Локридж - Невидимый противник (сборник)

— Молчи, пожалуйста... Что новенького? Может быть, ты...

— Вот теперь вы можете мне помочь.

Это на минуту выбило его из радужного настроения.

— Слушай, я член общества анонимных алкоголиков, но...

— Нет, не это.

— Нет?! Ты заставлял меня играть в полицейского, помнишь?

Его глаза весело сверкнули. Но вмешалась Цинтия.

— Слушай, мальчик, ты моего котика не впутывай в свои выстрелы и погони. Мне он нравится в целом состоянии, и я не отдам его тебе на растерзание. Пока он просто актер, а эта игра с пистолетами плохо отражается на его комплекции. Ему нужно беречь фигуру.

— Молчи, Цинтия, если Майк хочет...

— Не думай, приятель, речь идет просто о маленьком одолжении...— Он выглядел разочарованным.— Но таком, где кроме тебя мне никто не поможет.

Он рассмеялся и пихнул меня в живот:

— Выкладывай, старик,

— Я хотел бы, чтобы ты покопался в своей памяти.

— Спрашивай, дружище.

— Была такая Салли Девон, которая выступала двадцать лет назад. Имя тебе что-нибудь говорит?

— Пока нет.

— Я сомневаюсь, чтобы она выступала в первых ролях.

— Майк,— Цинтия встала передо мной, заслоняя Дисока,— она, по-моему, была одно время женой Сима Торренса?

Я кивнул.

— Откуда ты знаешь?

— Просто я умница.

— А что ты о ней знаешь, моя прелесть?

— Почти ничего. Но мне тут пришлось говорить о политике с одним из друзей Дисока, и он назвал ее имя. Он с ней работал одно время.

— Цинтия теперь вся в политике,— улыбнулся Дисок.

— Ас кем ты разговаривала?

— Берт Рииз.

— Поговори с ним, может, он знает еще кого-то, кто был знаком с Салли.

— Конечно, но если это политика, то Цинтия...

— Это не политика. Просто хочу проследить ее успехи на сцене и в жизни. Она вышла замуж за Сима, когда тот только начинал карьеру. Поищи кого-нибудь, кто знал бы ее с тех времен. Это возможно?

— Конечно. Кошечки всегда поддерживают друг друга. Это традиция. Я покопаюсь в этом.

— Сколько времени это займет?

— До завтра что-нибудь найду. Где мы встретимся?

— В моей старой конторе, я снова в системе. Или найди меня в «Голубом кролике».

Он подмигнул мне. Он любил нашу жизнь, но Цинтия хорошо держала его в руках.

Лев всегда слушает львицу.

Человек Рикерби посмотрел на меня как-то странно, когда я вернулся, потом позвонил, снял пост и исчез. Тогда я поднялся наверх.

Я слышал ее голосок, поднимаясь по ступенькам. Она щебетала без умолку. У нее был чудесный голос, но пела она что-то странное — протяжное и чужое. И пение доносилось не из той комнаты, где я оставил ее, оно звучало откуда-то сверху. Я рывком перемахнул через последние ступеньки и замер в начале коридора, держа свой 45-й в руках и недоумевая, что происходит с ее голосом. Слилось все: страх, ненависть, изумление и безнадежность. Что ее занесло на чердак?

Когда я медленно приоткрыл дверь, то увидел, что она стоит лицом к стене, а голос звенит и переливается в гулкой пустоте комнаты. Руки опущены вдоль тела, золотые локоны струятся по нежной розовеющей шее.

Я сказал:

— Сью...

Она медленно, словно в забытьи, скользнула по мне взглядом и, сделав прыжок, как в балете, оказалась рядом. По-моему, она только теперь узнала меня. Ее голос, который дрожал на немыслимой ноте, вдруг оборвался.

— Что ты тут делаешь?

— Здесь пусто,— сказала она наконец.

— Почему ты хочешь, чтобы было так?

Она спрятала руки за спиной.

— Мебель смотрит на тебя. Она ждет людей. Я не хочу ждать людей.

— Почему, Сью?

— Они убивают.

— Тебя когда-нибудь кто-нибудь обижал?

—’Ты знаешь, то есть вы.

— Я знаю, что до сих пор тебя никто не обижал.

— До сих пор. Они убили мою маму,

— Этого ты не знаешь.

— Нет, знаю! Змея убила ее!

— Что-что?

— Змея.

— Твоя мать умерла от другого. Она была больная женщина.

На этот раз она старательно замотала головой.

— Я вспоминаю. Она боялась змеи. Она мне сказала, она сказала, что это была змея.

— Ты была тогда очень мала.

— Нет, не была.

— Пойдем вниз, цыпленок, надо поговорить.

— Ну хорошо. Я могу залезать сюда, когда мне вздумается?

— Конечно. Только не выходи на улицу,

Эти карие, огромные глаза, вновь с темными пятнами ужаса.

-— Знаете, что кто-то снова хочет убить меня?

— Не стану тебе врать. Конечно. Может, это сделает тебя осторожнее. Кто-то за тобой охотится. Я еще ничего не знаю, но ты обещала меня слушаться, верно?

— Верно, Майк.

Я подождал, пока она допьет кофе, потом выдал свою идею.

— Сью...

Она посмотрела на меня и детским чутьем угадала, что я хочу сказать.'

— Не хочешь вернуться домой?

— Я никуда не поеду.

— Ты хочешь выяснить, что случилось с мамой, верно?

Она кивнула.

— Ты поможешь этому, если сделаешь то, что я прошу.

— Что это изменит?

— У тебя большие ушки, котенок. Я старый солдат, который знает свое дело, и не стоит играть со мной дурочку. Кто-то хочет покончить с тобой, и если мне удастся узнать кто, а тебя попридержать в надежном месте...

Она улыбнулась ничего не значащей улыбкой и посмотрела на свои руки.

— Опять он хочет меня убить.

— Давай тогда сыграем по-твоему. Если он и хочет, то сейчас он ничего не сможет сделать: слишком много глаз следит за тобой.

— А твои, Майк?

Я улыбнулся.

— Да я их отвести не могу, Сью. Твой отчим заплатил мне 5 тысяч, чтобы уладить это дело. Я чувствую, что тут нечисто. Крупная игра.

— Ты уверен, Майк?

— На этом свете ни в чем нельзя быть уверенным, Ты вернешься?

— Если ты этого хочешь.

— Хочу.

— Я еще увижу тебя?

Большие карие глаза стали еще больше.

— Конечно. Но что такой парень, как я, станет делать с девочкой вроде тебя?

Ее губы раздвинулись в улыбке,

— Мы найдем чем заняться,— сказала она.

Сима Торренса не было, но Джеральдина прислала за ней машину. Я посадил Сью в лимузин, подождал, пока она отъехала, и пошел обратно в контору. Я вышел на восьмом этаже и в холле заметил парня, стоящего спиной ко мне. Если бы до меня вдруг не дошло, что его поза как-то неестественна и что, возможно, ему плохо, я бы не обернулся и умер, упав лицом на мраморный пол холла. Я только вскользь заметил это перекошенное лицо и тут же отшатнулся к стене, стараясь выхватить свой 45-й, когда его оружие выстрелило и оба выстрела обрикошетили стенку у моего носа.

Когда я выхватил свой 45-й, было слишком поздно. Он отступил в кабину лифта, из которой я только что вышел, и двери закрылись. Лифт был скоростной. Я отряхнул штукатурку с лица, и тут из дверей высунулась чья-то голова:

— В чем дело, эй!

— Черт побери, если я знаю. Похоже, что-то в лифте.

— Всегда у них лифт не в порядке,— сказала голова меланхолически, и дверь закрылась.

Я позвонил Пату и рассказал, что произошло. Он довольно заржал: