Френсис Локридж - Невидимый противник (сборник)

На Арнольда можно было делать ставку.

Велда сказала:

— Может, узнаем, что с Монтлеем?

— Ему уже за семьдесят.

— Но у него хорошее прошлое. Замешан в историю с. убийством и тремя миллионами.

— Он сидел за убийство. Три раза попадался при побеге, потом его поймали. на этой большой краже, и он заработал себе пожизненное заключение.

— Это может любого свести с ума.

— Может быть. Но после тридцати лет отсидки семидесятилетние старики хотят подышать воздухом, а не идти на мокрое дело. Будь логичной!

— Все равно давай зайдем, Майк.

Этому старику принадлежала небольшая сапожная мастерская, и сам он сидел с утра уже за своей лапой, вбивая гвозди в чью-то туфлю.

Он молча .покосился на нас сквозь очки, выбритый и почти лысый, старый Санта-Клаус.

Когда он покончил с туфелькой Велды, я сунул ему доллар. Он посмотрел пристально и буркнул, сдвинув ближе очки к переносице:

— Репортер?

— Глупости говорите, отец.

— Выглядишь-то ты как коп, но полиция мной больше не интересуется. Во всяком случае, городская. Значит, ты не оттуда’, а? У меня, знаешь, много дела было

с ними в жизни. Не давал им разочаровываться в себе, Зачем пришел?

— Это ваша мастерская?

— Да. Тридцать лет копил денежки. А сапожничать я еще в тюрьме выучился. Это все, что тебе интересно?

— Это хорошо, Сонни, что вы по-прежнему любопытны. А пришел я напомнить насчет вашего старого обещания пришить Сима Торренса.

— Ну, тогда у меня кровь бурлила. Теперь, если он окочурится, то я плакать не стану, а что касается пришить, мистер... э...

— Мистер Хаммер.

— Так вот, мистер Хаммер, не хочу опять сидеть за стеной. Правда, будет то же самое, к чему я привык за тридцать лет. Но мне это уже приелось. Ясно?

— Вполне.

— И потом, там у меня было много желаний — переспать с женщиной, например. Одна мысль о женских ногах... Убить Торренса и его проклятые мозги выбить из его головы — это перегорело. И 'когда репортер, вроде тебя, подъедет с вопросами, тогда... Непонятно я говорю? — Он откашлялся.— Я в молодости по бабам с ума сходил. И они от меня. Вот и надавали они мне прозвищ, Сонни, например. Выглядел я мальчонкой...

Он замечтался, но потом вернулся к разговору и с гордостью развернул перед нами номер «Уорлда» тридцатилетней давности.

Там он был героем. Все первые полосы были полны его подвигами и пестрели его фамилией. И еще одна фамилия— Бласк Коплей. Кража. Три миллиона. Такси с неизвестным номером, которое полиция никогда больше и не видела, и Бласк Коплей, канувший в лету с тремя миллионами долларов. Сонни прострелили ногу в перестрелке, и он не смог удрать. Сим Торренс осудил его, и Сонни поклялся его убить, когда вернется...

Он вернулся и перестал желать смерти Торренса.

На улице Велда сказала:

— Патетично, не правда ли?

— Они все такие.

В конторе я оставил Велду и дал ей инструкции: найти все по Левиту и Ручке. Тоби сказал, что старые волки снова входят в игру. На это должны быть причины. Причины должны быть и для двух трупов, для покушений на меня и на Сью,— где-то должен быть человек, который знает ответ...

После этого я дал таксисту адрес конторы Торренса и откинулся на сиденье. Манхеттен бурлил, движение было...

Вдруг прямо перед моим лицом мелькнул силуэт машины. Кто-то вскрикнул, я перекатился на сиденье, и нас накрыла волна лязга, шума, битого стекла и треска.

Потом наступила тишина, как всегда бывает после происшествия.

Передо мной слабо застонал шофер, его грудь была вдавлена в руль. Чьи-то руки уже открывали дверцы машины, чтобы извлечь его. Я помог поднять тело и вылез сам, отряхиваясь от осколков. Люди столпились около водителя. Ему- досталось. Но еще больше он был потрясен случившимся. Бывало, что водители автофургонов налетали на такси, но тут — другое. В фургоне вообще никого не было. Кто-то сказал, что человек из фургона выпрыгнул наружу и притворился, что ему плохо, а потом довольно резво добежал до метро и нырнул в подземку. '

Я посмотрел на фургон, голубой, тяжелый, и вспомнил, что такой же чуть не переехал нас с Велдой, когда мы возвращались в гостиницу. Я быстро скрылся в толпе, записав номер машины: еще одна попытка.

Когда я вошел в контору, то первым делом увидел Джеральдину. На ней были свитер н юбка. Голубые глаза мягко блестели, волосы струились по плечам. Ничего делового, секретарского не было в ее облике. Он был рассчитан только на то, чтобы ею любовались. Свитер был тонкий, кашмирской шерсти, очень дорогой, и я достаточно разбирался в женщинах, чтобы с первого взгляда оценить ее тело и заметить, что на ней под свитером ничего нет.

Она поймала мой взгляд.

— И вы как все...

-— Нет, милочка.

— Женщина должна быть как картинка... Чтобы было приятно посмотреть.

— Если вы не имеете достаточно денег, чтобы купить картину для дома.

— Иногда не нужно покупать. Картину могут подарить.

Я засмеялся.

— Да, политика — это ваше дело.

Она открыла дверь.

— Прошу вас. Он ждет.

Торренс не стал долго беседовать. Я прямо спросил его об Арнольде Гудвине. Он мог вспомнить только, что парень был сексуальным маньяком и, кажется (!), обещал его пристрелить.

— Он был эмоционально неуравновешенный юноша. И вы полагаете?..

Я пожал плечами.

— Они на все способны. Я еще не проверил его до конца, но они обычно на все готовы, чтобы отомстить.

— Но полиция должна быть оповещена...

— Он может успеть раньше. Пока он на свободе, вы должны обезопасить себя и Сью. Я предложил бы вооруженную охрану.

— Мистер Хаммер, нынешний год — год выборов. Если подобная вещь выйдет наружу... Бы понимаете?

— Тогда ждите чего угодно. Я видел Монтлея. Случайно.

— Монтлея?

Он снял очки и положил их дужками вверх.

— Он, кажется; заключен пожизненно.

Срок кончается после тридцати лет отсидки. Вы помните его?.

— Конечно, это было дело, которое обеспечило мне карьеру! И вы думаете...

— Он глубокий старик. У него собственное дело. Нет, он безопасен. Но Бласк Коплей и те банкноты — они так и не появились?

— Майк, мы перерыли тогда все улицы. Эти деньги! Мы подняли каждый штат, все посольства... Но на свет не появились ни деньги, ни Коплей.

— А что, по-вашему, произошло?

— Если ему удалось выбраться из страны, тогда он выиграл.

— Но остается такси.

— Он мог убить водителя и угнать машину. Лихой парень. Но он был на восемь лет старше Сонни и, наверное, уже умер. Номера банкнот записаны, но ему, если он жив, около восьмидесяти лет. Есть надежда. Хм, Хаммер, забавно, что вы это откопали!

— И еще, Торренс, ваша жена — что вы о ней знаете?

— Я знал все, прежде чем жениться на ней. Она была в беде, потом мы полюбили друг друга. Я порядочный человек, мистер Хаммер. Я мог бы и не идти с ней к алтарю, но это дело вкуса. К несчастью, пагубная страсть свела ее в могилу... Что еще?