Агата Кристи - Щелкни пальцем только раз

— Боскоуэн, — повторил Томми.

— Б-о-с-к-о-у-э-н, — обязал Роберт.

— Он все еще пишет?

— Нет. Умер несколько лет назад. Уже в преклонном возрасте, лет шестидесяти пяти, я думаю. Весьма плодовитый художник, вы знаете. Его полотна можно найти везде. Мы даже подумываем через четыре-пять месяцев провести его выставку. По-моему, не прогадаем. А почему он вас так заинтересовал?

— Это долгая история, — ответил Томми. — Долгая, запутанная и довольно идиотская. Как-нибудь на днях я приглашу вас на ланч и все подробно расскажу. Сейчас же я лишь хотел узнать немного об этом самом Боскоуэне и спросить, не знаете ли вы случайно, где находится дом, изображенный на картине?

— Ответить на ваш последний вопрос мне в данный момент затруднительно. Просто это, так сказать, его тема. Сельские домики, обычно в довольно уединенных уголках, иногда ферма, иногда одна-две коровы на заднем плане. А то и фермерская тележка, но если так, то обычно где-то вдали. Спокойные сельские сценки, ничего непонятного.

Поверхность порой напоминает чуть ли не эмаль. Это была необычная техника, и она нравилась публике. Он очень много писал во Франции, большей частью церкви в Нормандии. У меня тут есть одна его картина. Погодите минуточку, сейчас я ее принесу.

Он подошел к основанию лестницы и крикнул кому-то вниз. Вскоре он вернулся с небольшим холстом, который поставил на другой стул.

— Вот видите, — сказал он. — Церковь в Нормандии.

— Да, понимаю, — согласился Томми. — То же самое. Моя жена говорит: никто никогда не жил в этом доме — в том, что на моей картине. Теперь я понимаю, что она имела в виду. У меня такое впечатление, что никто и никогда не приходил на службу в эту церковь и не придет.

— Ну, возможно, в том, что говорит ваша жена, что-то есть. Тихие, мирные жилища без людей. Он не так уж часто рисовал людей, вы знаете. Лишь изредка в ландшафте появляется фигура человека, а то и две, но гораздо чаще нет ни одной. Пожалуй, в некотором роде именно это и придает им особый шарм. Некое чувство изолированности, оторванности. Как будто он намеренно убрал всех людей, а без них ландшафт оказался даже еще спокойнее. Если подумать, именно поэтому маятник зрительского интереса качнулся в его сторону. Слишком уж много людей в наши дни, слишком много машин, слишком много шума на дорогах, слишком много шума и суеты. Покой, абсолютный покой. Предоставьте все природе.

— Да, право. Что он был за человек?

— Я не был знаком с ним лично. То было еще до меня. Довольный собой во всех отношениях. Вероятно, считал себя лучшим художником, чем был на самом деле. Немножко важничал. Добрый, его любили. На девушек у него была губа не дура.

— И вы не имеете представления, где именно находится вот эта местность? Это ведь Англия, я полагаю?

— Да, я бы сказал, что это так. Хотите, чтобы я для вас это выяснил?

— А можете?

— Лучше всего спросить у его жены, вернее, вдовы. Он женился на Эмме Уинг, она скульптор. Довольно известна. Не слишком плодовита, делает сильные вещи. Можете поехать и спросить у нее. Она живет в Хэмпстеде. Я дам вам адрес. В последнее время мы довольно много с нею переписывались по поводу этой выставки работ ее мужа, которую мы устраиваем. Мы намерены выставить и несколько ее небольших скульптур. Сейчас я запишу вам адрес.

Он прошел к письменному столу, полистал какой-то журнал, нацарапал что-то на карточке и принес ее.

— Пожалуйста, Томми, — сказал он. — Не знаю уж, что у вас за тайна такая. Вы ведь всегда были страшным темнилой, правда? Ваша картина — весьма красноречивый образец творчества Боскоуэна. Возможно, нам захочется использовать ее в нашей выставке. Я черкну вам — поближе к открытию.

— А вы не знаете некую миссис Ланкастер?

— Ну так сразу вроде и не припоминаю. Она художница или что-нибудь в этом роде?

— Да нет, не думаю. Она всего лишь старушка, жившая последние несколько лет в доме для престарелых. Дело в том, что некогда эта картина принадлежала ей, а потом она подарила ее моей тете.

— Ну не скажу, чтобы эта фамилия что-то для меня значила. Лучше поезжайте и спросите миссис Боскоуэн.

— А какая она?

— Ну она гораздо моложе его. Необыкновенная личность. — Он кивнул головой раз или два. — Да, необыкновенная личность. Я полагаю, вы сразу это почувствуете.

Он взял картину и передал ее вниз, отдав кому-то распоряжение завернуть ее вновь.

— Очень приятно, что у вас столько верных слуг, — заметил Томми.

Он огляделся по сторонам, впервые заметив, что его окружает.

— Что это у вас здесь такое? — с неодобрением спросил он.

— Пол Яггеровский… Интересный молодой славянин… Говорят, писал свои работы, приняв изрядную дозу наркотиков. Разве он вам не нравится?

Томми сосредоточил взор на громадной сумке-сетке, которая, казалось, наложилась на металлическое зеленое поле, усеянное деформированными коровами.

— Честно говоря, нет.

— Мещанин, — заявил Роберт. — Идемте на ланч.

— Не могу. У меня встреча в клубе с одним доктором.

— Надеюсь, вы не больны?

— Здоров, как бык. Кровяное давление у меня до того хорошее, что все доктора, которым я его демонстрирую, расстраиваются.

— Тогда зачем же эта встреча с доктором?

— О-о, — бодро протянул Томми, — мне просто надо повидать доктора насчет одного дела. — Спасибо за помощь. До свидания.

Томми приветствовал доктора Марри с некоторым любопытством… Он полагал, речь пойдет о каком-то формальном деле, связанном со смертью тети Ады, хотя и представить себе не мог, почему доктор Марри в разговоре по телефону даже не упомянул о теме предстоящей беседы.

— Боюсь, я немного опоздал — извинился доктор Марри, пожимая руку Томми. — Движение до того сильное, а я был не совсем уверен, где именно ваш клуб. Эту часть Лондона я знаю довольно плохо.

— Весьма сожалею, что заставил вас тащиться сюда, — ответил Томми. — Я ведь, знаете, мог бы встретиться с вами и в более удобном для вас месте.

— Значит, сейчас вы свободны?

— В данный момент — да. Меня не было всю последнюю неделю.

— Да, по-моему, когда я звонил, кто-то мне так и сказал.

Томми указал гостю на стул, предложил прохладительные напитки, положил сигареты и спички рядом с доктором Марри. Когда мужчины удобно устроились, доктор Марри повел разговор.

— Наверняка я пробудил в вас любопытство, но, по сути, у нас, в «Солнечном кряже», беда. Весьма трудное и запутанное дело, которое вроде бы не имеет к вам никакого отношения. У меня нет никакого права беспокоить вас, есть лишь слабая надежда, что вы можете помочь нам.

— Ну, разумеется, я сделаю все, что смогу. Это имеет какое-то отношение к моей тетушке, мисс Фэншо?

— Лишь косвенное. Могу я говорить с вами откровенно, мистер Бересфорд?