Роман Антропов - Сыщик Путилин

— Предполагаемый брак его сына с вашей дочерью, конечно, не мог вызвать сочувствия и согласия у старого графа?

— Безусловно. Я говорил об этом Болеславу, на что он ответил, что личное счастье ему дороже вздорных прихотей его отца.

— Не знаете ли вы, состоялось ли у него все-таки объяснение по этому поводу с отцом?

— Не знаю. До самого прощания при последнем нашем свидании он ничего об этом не говорил.

— Не можете ли вы рассказать мне что-нибудь о своей последней встрече с молодым графом?

— Он приехал к нам к обеду. Как и всегда, был нежен с моей девочкой, но я заметил, что он пребывает в несколько взволнованном состоянии духа.

— Ого, он был взволнован? Вы не спрашивали его о причинах?

— Он сам со смехом бросил вскользь, что его страшно разозлил духовник.

— По какому случаю господин Ржевусский с ним встречался?

— Он отправился на исповедь. Затем, уезжая, Болеслав сказал мне, что ему хотелось бы ускорить свадьбу, обещал приехать на другой день, но — увы! — с тех пор мы его больше не видели. Мы все в отчаянии, господин Путилин. Горе моей дочурки не поддается описанию. Она все время твердит, что с женихом, наверно, случилось какое-нибудь несчастье. Откровенно говоря, у меня самого появляются тревожные мысли.

— Скажите, старый граф любит своего сына?

— Безусловно. Но, как однажды с горечью вырвалось у молодого человека, старый надменный магнат любит не его душу, не его сердце, а в нем — самого себя. Он, Болеслав, в глазах отца — единственный продолжатель знаменитого рода Ржевусских, он — блестящий представитель старинной польской фамилии, он тот, кем можно кичиться и бесконечно тешить этим свой шляхетский гонор. Если вам знакома поразительная спесь польских магнатов, их фанатизм, вам будет совершенно понятна любовь старого графа к своему сыну. И вот я решил обратиться к вам. Вы, только вы один, господин Путилин, можете пролить свет на загадочное исчезновение этого бедного молодого человека, которого я люблю как родного сына. Спасите его!

Путилин сидел, казалось, целиком погрузившись в свои мысли. Какая-то тревога читалась на его симпатичном и решительном лице.

— Не правда ли, ваше превосходительство, ведь вы не откажете нам с дочерью в нашей просьбе?

Путилин поднял голову:

— Я нахожусь в очень щекотливом положении, господин Ракитин: вмешиваться официально в это дело мне не просто неудобно — я на это даже не имею права. У меня нет никаких оснований для подобного вмешательства: во-первых, заявление об исчезновении молодого графа должно исходить от его отца, а не от постороннего, третьего лица, каким в данном случае являетесь вы, а во-вторых… в Варшаве имеется своя сыскная полиция.

— Значит, вы отказываетесь? — с отчаянием в голосе воскликнул старик.

Путилин опять задумался.

— Ну, ладно, хорошо. Я попытаюсь. Ваше дело меня очень заинтересовало.

— Слава богу! Как мне благодарить вас? — рванулся Ракитин к Путилину.

Всю дорогу до Варшавы — мы ехали в отдельном купе первого класса — Иван Дмитриевич не спал. Он обложился со всех сторон целой библиотекой толстых фолиантов.

— Pater noster! Qui es in Coelum… Credo in aeternam vitam… [8] «Отче наш, иже еси на Небесех… Верую в вечную жизнь…» ( лат.) — бормотал великий благороднейший сыщик.

— Что это, мой друг, никак ты на старости лет за изучение латыни принялся? — изумленно поинтересовался я у своего старинного приятеля поздним вечером.

— Спи, спи, милый доктор! — невозмутимо ответил он.

Вот и величавая пышная столица бывшего Крулевства Польска. Мы приехали в Варшаву в те достопамятные дни, когда она была охвачена глухими волнениями горожан. В роскошном номере отеля «Европейский», где мы остановились, Путилин принялся спешно переодеваться. Он облачился в безукоризненный длинный черный сюртук, надел орден на ленте.

— Что означает этот парад, Иван Дмитриевич? — спросил я не без удивления.

— Я отправляюсь с визитом, — последовал ответ.

Это был настоящий дворец — замок графа Сигизмунда Ржевусского. Немудрено, что в таких стенах аристократы Речи Посполитой чувствовали себя маленькими царьками.

Путилин очень долго ждал графа Ржевусского в великолепной, украшенной белыми колоннами приемной зале. Наконец в просторных переходах дворца гулко отозвался шум шагов, и в зал вошел старый магнат. Не подавая руки посетителю, лишь горделиво, слегка кивнув своей полуседой головой, он холодно спросил:

— Чему обязан вашим посещением, пан… пан… Путилин? — Он поднес визитную карточку знаменитого русского сыщика к самому своему носу, обидно-небрежно вчитываясь в текст, который был на ней напечатан.

— Полагаю, сейчас я буду иметь удовольствие объяснить пану… пану Ржевусскому цель моего визита, — ответил ему в тон «пан» Путилин.

Это простое «пан Ржевусский» вместо «пан граф», по-видимому, было равносильно для старого магната удару хлыста. Огоньки гнева вспыхнули в его глазах. Он надменно откинул голову назад.

— Я не знаю пана Ржевусского, я знаю графа Ржевусского! — резко проговорил он с сильным акцентом.

— Равно как и я не знаю пана Путилина, а знаю его превосходительство господина Путилина, начальника петербургской сыскной полиции… — насмешливо ответил ему Иван Дмитриевич.

— Попрошу вас ближе к делу. Что вам угодно?

— Прежде всего сесть. Не знаю, как принято в Варшаве, но у нас в Петербурге я это любезно предлагаю каждому из моих гостей.

Магнат побагровел от неловкости и гнева.

— Прошу вас… — сделал он величественный жест рукой, точно феодальный герцог, принимающий своего ленивого вассала.

— Изволите видеть, граф, возвращаясь из-за границы и очутившись в Варшаве, я случайно узнал об исчезновении вашего сына, молодого графа Болеслава Ржевусского… — начал Путилин, не сводя пристального взгляда с лица старого магната.

— Случайно? Должен признать, что случайность играет большую роль в вашей профессии, — саркастически прервал его граф.

— Вы правы, в деле раскрытия массы преступлений и поимки негодяев случай — могущественный пособник правосудия.

— Ну-с?

— Узнав об этом, я решил проверить справедливость слухов и с этой целью явился к вам.

— Прошу извинить меня, но… для чего?

— Для того чтобы предложить вам свои услуги, в случае если эти слухи окажутся справедливыми.

Путилин почувствовал на себе острый, пронизывающий взгляд надменного поляка.

— Могу я узнать, ваше превосходительство, откуда до вас донесся слух об исчезновении моего сына, Болеслава Ржевусского?

— В зале первого класса вокзала до меня долетели обрывки разговора компании молодых людей, принадлежащих, по-видимому, к лучшему обществу Варшавы.