Найо Марш - Убийство под аккомпанемент. Маэстро, вы – убийца! [сборник: 15, 6]

– Мы все знали, – говорил Скелтон, – что он глотает какие-то таблетки, чтобы не скопытиться. Даже он знал, я про старого Пастерна. Он как-то пронюхал и, надо думать, выведал, откуда они берутся. Сразу было видно. Морри чертовски переменился. По-своему он был неплохим малым. Немного шутник. Всегда нас разыгрывал. Он и с даго из-за этого поссорился.

– Вы про Риверу?

– Ну да. Морри раньше обожал розыгрыши. Запихивал пищалку в саксофон или прятал колокольчик в рояль. Ребячество. Он как-то добрался до аккордеона Риверы и натолкал клочков бумаги между клавишами, чтобы их заклинило. Только на время репетиции, разумеется. Ривера вышел во всем великолепии, напомаженный, набриолиненный, растянул аккордеон. И… ничего, ни звука. Морри расплылся в улыбке, так что чуть щеки не треснули, а «Мальчики» хмыкали. Трудно было не расхохотаться. Ривера чуть зал не разнес, вышел из себя и вопил, мол, сейчас же уходит. Морри пришлось адски потрудиться, его успокаивая. Та еще была проделка.

– Розыгрыши… – протянул Аллейн. – Странное увлечение, на мой взгляд.

Скелтон глянул на него проницательно.

– Эй, только не заберите себе чего в голову. Морри в порядке. Морри ничего подобного бы не выкинул. – Он коротко рассмеялся и с отвращением добавил: – Морри пришил Риверу! Маловероятно.

– Но наркозависимость… – начал Аллейн, и Скелтон раздраженно его прервал:

– Вот вам, пожалуйста! Я же говорил, мы все знали. По воскресеньям он отправлялся на вечеринки с какой-то компанией.

– Есть идеи, кто это был?

– Нет, я никогда не спрашивал. Мне неинтересно. Я пытался ему сказать, что он себя до беды доведет. Однажды пытался. Ему это не понравилось. Он мой босс, и я заткнулся. Я все бросил бы и ушел в другой оркестр, но привык работать с этими ребятами, а они играют лучше многих.

– Вы никогда не слышали, где он берет наркотики?

– Слышать-то никогда не слышал, разумеется.

– Но возможно, у вас есть догадки.

– Возможно.

– Поделитесь со мной?

– Я хочу знать, к чему вы клоните. Я должен защищать себя, верно? Я люблю, когда все начистоту. У вас вроде есть мыслишка, мол, раз я осматривал пушку Пастерна, то мог и затолкать в дуло кусок дурацкого зонтика. Не хотите перейти к делу?

– Перейду, – согласился Аллейн. – Я попросил вас остаться по этой причине и потому, что несколько минут вы находились наедине с лордом Пастерном в комнате оркестрантов. Это было после того, как ушли со сцены, и до его выхода. Насколько я понимаю, в настоящий момент нет никакой связи между вашим возможным соучастием в преступлении и тем фактом, что Морено принимает наркотики. Как офицер полиции, я озабочен распространением наркотиков и его каналами. Если вы в силах помочь мне любой информацией, я был бы благодарен. Так вам известно, откуда Морено получал таблетки?

Скелтон размышлял, сдвинув брови и выпятив нижнюю губу. Аллейн поймал себя на том, что строит догадки относительно его происхождения. Какое скопление обстоятельств, провалов и неудач именно данного человека привело к таким умонастроениям? Каким был бы Скелтон, сложись его жизнь иначе? Коренятся ли его взгляды, его язвительность, его подозрительность в искренности или в каком-то смутном ощущении, что он стал чьей-то жертвой? На что они способны его подвигнуть? И наконец Аллейн задал себе неизбежный вопрос: возможно ли, что перед ним убийца?

Скелтон облизнул губы.

– Торговля наркотиками, – сказал он, – сродни любому рэкету в капиталистическом обществе. Настоящие преступники – боссы, бароны, большие шишки. Их никогда к суду не привлекают. Ловят как раз маленьких людей. Вот и подумайте над этим. Глупые сантименты и большие слова не помогут. Я ни в грош департамент полиции вашей страны не ставлю. Да, машина-то эффективная, но не на тех работает. Но наркотики, с какой стороны ни посмотреть, скверная штука. Ладно. Тут я буду сотрудничать. Я скажу, откуда Морено брал дурь.

– И откуда, – терпеливо переспросил Аллейн, – Морено брал дурь?

– У Риверы! – рявкнул Скелтон. – Вот вам! У Риверы.

Скелтон уехал домой, а за ним Цезарь Бонн и Дэвид Хэн. Уборщицы скрылись в какую-то дальнюю часть здания. Осталась только полиция: Аллейн и Фокс, Бейли, Томпсон, трое сержантов, обыскивавших ресторан и комнату для оркестра, и констебль в форме, который останется на посту, пока его поутру не сменят. Времени было без двадцати три.

– Ну, Братец Фокс, – сказал Аллейн, – что у нас есть? Вы что-то держались тише воды, ниже травы. Послушаем вашу теорию. Валяйте.

Прокашлявшись, Фокс уперся ладонями в колени.

– Очень странное дело, – неодобрительно начал он. – Можно сказать, идиотское. Глупое. Если бы не труп. Трупы, – строго заметил мистер Фокс, – никогда не бывают глупыми.

Сержанты Бейли и Томпсон перемигнулись.

– Во-первых, мистер Аллейн, – продолжал Фокс, – я спрашиваю себя: почему именно такой способ убийства? Зачем стрелять обломком зонта, когда можно выстрелить пулей? Особенно это относится к его светлости. А ведь, по всей видимости, сделано было именно так. От этого никуда не денешься. Ни у кого не было шанса заколоть парня во время представления, как по-вашему?

– Ни у кого.

– Тогда ладно. Итак, если кто-то затолкал этот дурацкий снаряд в револьвер после того, как его осматривал Скелтон, свою штуковину он должен был прятать при себе. Она не длинней перьевой ручки, но чертовски острая. И это приводит нас, во-первых, к Морено. Рассматривая Морено, следует учитывать, что его светлость очень тщательно обыскал его перед выходом на сцену.

– Более того, его светлость со всем пылом невиновности утверждает, что у несчастного Морри не было никакого шанса спрятать что-то в карман после обыска… или добраться до оружия.

– Вот как? – сказал Фокс. – Подумать только!

– По сути, его светлость, который, признаю, далеко не глуп, приложил на удивление много усилий, чтобы обелить всех, кроме себя самого.

– Возможно, не глуп, – хмыкнул Фокс, – но, скажем, несколько не в себе, умственно?

– Так, во всяком случае, твердят все остальные. Однако, Фокс, готов под присягой заявить, что никто не закалывал Риверу ни в тот момент, когда в него стреляли, ни до того. Он находился в добрых шести футах ото всех, кроме лорда Пастерна, который был занят своей треклятой пушкой.

– Вот видите! И среди пюпитров его тоже не прятали, так как ими пользовался другой оркестр. И вообще никто из музыкантов и близко не подходил к дурацкой шляпе его светлости, под которой лежал пистолет, а учитывая все вышеизложенное, я спрашиваю себя, не его ли светлость, вероятнее всего, прибег бы к глупому и надувательскому методу, если бы решил с кем-то покончить? Все указывает на его светлость. От этого никуда не денешься. А он, однако, как нельзя более доволен собой и нисколечки не встревожен. Разумеется, у убийц-маньяков такая манера встречается.