Энтони Гилберт - Убийство на Брендон-стрит. Выжить тридцать дней

– Что-то доктор задерживается, – сказал он потом.

– Ему, возможно, пришлось воспользоваться велосипедом. Его машина в такой час может быть уже заперта в гараже, – пояснила Джулия.

Ее лицо выдавало стороннему наблюдателю примерно столько же информации, сколько витрина магазина с опущенными на ночь жалюзи.

Вернулся Сесил, неловко набросивший плащ поверх тонкого ночного халата. Он подумал, что они выглядят группой из Музея мадам Тюссо, запечатлевшей сцену вошедшего в историю убийства. Ему даже пришлось сдержать приступ истерического смеха. Гарт засунул руки в карманы. Кристофер в беспокойстве подошел к окну с задернутой шторой. Хью смотрел куда-то в сторону. Негоже пялиться на другого человека, когда тот ощущает себя совершенно беззащитным. Странно даже вообразить, что в какой-то момент каждый из них ощутит это. Он высморкался.

Напряженная атмосфера в комнате стала пугающей.

Джулия вскинула голову, повязанную платком, и воскликнула:

– Нам нужно позвонить мистеру Мидлтону. Ему придется приехать сюда.

Гарт раздраженно возразил:

– Ты не можешь поднимать адвоката с постели посреди ночи.

– Он собирался к нам в пятницу, – сказала Джулия. – Стало быть, его визит состоится всего лишь на день раньше.

– Он собирался к нам? – громко спросил Гарт.

– Да. Разве ты не знал?

– Откуда мне было знать?

– Мистер Хоуп утверждал, что уведомил каждого.

– Мне он ничего не сказал, – поспешил заметить Сесил.

– Эверард считал это хорошей шуткой, – продолжала Джулия. – «Всем придется вести себя как шелковым» – так он выразился.

Кристофер посмотрел на брата.

– Ты знал?

Хью покачал головой.

– Это уже не имеет значения. Ага, вот наконец и доктор.

Джулия поднялась, чтобы впустить его в дом.

– Вы не думаете, что он мог совершить самоубийство? – вдруг задал всем вопрос Сесил.

– Пора бы тебе повзрослеть, – отозвался Кристофер. – Разве кузен Эверард хоть с чем-то расставался когда-либо по своей воле?

Гарт сделал жест, выражавший отвращение, но на его двоюродного брата это не произвело никакого впечатления.

Вошел доктор, от усталости с трудом державший глаза открытыми, небритый и унылый. Бросил беглый взгляд на одетую во что попало группу. Роскошный халат Кристофера ненадолго привлек внимание, вот только спокойное и красивое лицо его владельца ничего не выражало. Лилиас сохраняла свою прическу под сеткой для волос, а на плечи набросила цветастую накидку. Люсиль смотрелась опрятной и хладнокровной, но у всех на лицах была заметна некоторая нервозность.

Врач не стал тратить время попусту на ненужные вопросы. Ситуация представлялась предельно ясной. И он лишь кратко высказал свое мнение.

– Но ведь ему было, вероятно, почти восемьдесят лет! – воскликнула Люсиль Хоуп, вообразившая, что доктор смотрит именно на нее.

После чего тот действительно взглянул на нее так, словно она была какой-то новой разновидностью человеческого существа, с которой ему не приходилось встречаться.

– Судя по моему опыту, люди столь же не хотят лишаться жизни в восемьдесят лет, как и в восемнадцать, – сказал он.

Джулия, успевшая незаметно выскользнуть из комнаты, вернулась.

– В ковре на вершине лестницы образовалась огромная дыра, – сказала она. – Как мне кажется, он только еще сильнее порвал его, когда зацепился ногой. Я накрыла прореху листом коричневой бумаги, закрепив его булавками. Нам ни к чему вторая смерть в доме всего за одну ночь.

– Вот так и в расцвете лет нас может ожидать гибель, – произнес Сесил печально.

Кристофер взял его за руку.

– Наберись мужества, друг мой, – жестко велел он.

– Разумеется, будет проведено обычное расследование, – сказал врач, отходя на шаг назад и снова накрыв платком изувеченное лицо. – Особых проблем возникнуть не должно. Даже одного шока могло оказаться для него вполне достаточно.

Джулия предложила виски, и доктор последовал за ней в соседнюю комнату.

Остальные задержались, переглядываясь друг с другом. Первым заговорил Гарт.

– Это означает, что нам придется оставаться здесь до завершения церемонии похорон, – заметил он.

– Кому-то, – сказал Сесил неестественно тонким голосом, – придется запереть дом.

– Если только везучий наследник не решит продолжать жить в нем, – заметил Кристофер.

Теперь это напоминало игру, где каждому полагалось непременно высказаться.

– Ни у кого не может возникнуть такого желания, – поспешила выразить свое мнение Люсиль. – Я имею в виду, что этот дом приносит одни несчастья. Сначала кузен Уильям…

Она сделала паузу, и они подумали об Уильяме, выпавшем из окна третьего этажа почти шестнадцать лет назад.

– Хотел бы я знать, какая судьба ожидает третьего хозяина, – сказал Хью.

– На его месте я уж точно не стала бы здесь жить, – повторила свою мысль Люсиль.

– У тебя и нет пока никаких шансов, – рявкнул на нее муж.

– Но ты же сам говорил… – начала Люсиль, но сразу замолкла.

В соседнем помещении доктор залпом опорожнил стакан виски и заметил:

– Прелюбопытное сборище, не правда ли?

– Мне кажется, все родственники, надеющиеся урвать хотя бы малую долю наследства, похожи друг на друга, – холодно ответила ему Джулия.

– Вы знаете, кому оно достанется? – спросил доктор.

– Тому, кто не получил бы ничего, если бы старик прожил еще неделю, – мрачно сказала Джулия. – Ах, конечно, сейчас они в один голос заявляют, что не знали о предстоящем визите мистера Мидлтона. Что ж, вероятно, старец в самом деле затеял хитрую игру. Он обожал игры.

Масгрейв потряс головой, словно хотел избавиться от чего-то, попавшего в глаз. Да, он знал Эверарда Хоупа с его скрытным и извращенным умишком, про глубочайшую обиду, которую тому приходилось подавлять в себе, наблюдая за расточительным старшим братом, проматывавшим состояние, со временем по закону предназначавшееся ему, Эверарду. Его игры никогда не были добрыми. Маловероятно, что теперь хоть кто-то станет искренне оплакивать его смерть. И все же доктор помимо воли принялся гадать, кто из этих людей станет богаче в результате несчастного случая. Он огляделся вокруг, отметив пришедший в полное запустение холл, обратив внимание на глубокие трещины в потолке, на потемневшие до черноты стены.

– Этот дом нуждается в радикальной перестройке, – сказал потом Масгрейв. – Он ведь буквально на глазах разрушается. Фут за футом.

– Если бы вы поделились своими наблюдениями с ним, он бы только рассмеялся и заявил, что до конца его жизни дом продержится. За последние пять лет он трижды менял свою спальню. Как только в особенно сильный дождь начинал протекать потолок, он просто перебирался в другую комнату.