Глэдис Митчелл - Дьявол из Саксон-Уолл. Поспеши, смерть! [сборник]

Ланч проходил в тени больших зонтиков, воткнутых там, где удалось найти мягкую землю. Главной темой разговора среди молодежи был ящик, содержащий, как выяснилось, гадюк. Общее мнение, что укус этих змей смертелен, было отвергнуто сэром Рудри с добродушным презрением.

— Ерунда, — сказал он, предвосхитив слово «чушь» из уст Александра Карри. — Укус болезненный и опасный, но на самом деле не смертельный.

— А чем он опасен тогда, отец? — вдруг заинтересовался Айвор.

— Ешь и не спрашивай, — сказал ему отец. — Я всем нам организовал сегодня сиесту в музее.

— Я бы не сказала, что там есть место для нас всех, — сказала Кэтлин, разглядывая издали одинокий сарайчик. — И если придут другие посетители, то сможем ли мы продолжить сиесту или вынуждены будем освободить помещение?

— Вряд ли сегодня здесь будут посетители, — прозвучал необоснованный ответ сэра Рудри.

Но все понадеялись, что он окажется прав.

Когда ланч закончился и все следы пикника были уничтожены рабочей командой в составе Дика и мальчиков, компания разделилась на подгруппы по возрастному критерию и под водительством сэра Рудри отправилась в музей ради обещанной сиесты.

Музей, как заметила Кэтлин, был очень мал. Однако внутри него было хотя и не особенно свежо, но намного прохладнее, чем на открытом воздухе долины. Сэр Рудри настоял на беглом осмотре экспозиции и детальном изучении плана реконструкции храма, чьи руины сейчас они видели снаружи. Он провел целую лекцию, и только после нее все получили возможность прилечь. Кэтлин положила голову на тощий живот Гелерта, а Миган — на грудь бедного маленького Рональда Дика, чем его страшно взволновала. Мальчишки лежали на спинах, согнув колени и держа ладони на прохладном полу. Миссис Брэдли, не сторонница дневного сна, села, прислонившись к стене, и стала делать записи в дневнике. Александр Карри и сэр Рудри сидели спиной к спине, а три водителя, двое слуг и сторож музея разместились в углу между мраморными фрагментами разрушенного храма и играли в какую-то сложную азартную игру камешками разного размера. Армстронг, принесший свою аппаратуру, быстро проинспектировал камеру и сел играть в карты с Дмитрием и двумя греческими шоферами, которых для этого соблазнил бросить их прежнее занятие.

Потом все, с затекшими руками-ногами от неуютных поз, поднялись, отряхнулись от пыли и вышли снова наружу. День все еще был жарок, долина казалась выжженной и сухой. Будто по общему согласию, почти все паломники двинулись обратно через полоску земли к высокому берегу возле театра, поднялись на него и сели на каменные скамьи поговорить и посмотреть на гору Титтий на севере или на возвышающуюся сзади стену Кинартия. Именно на ее нижних склонах и был построен театр, где они сейчас сидели.

Чай, то есть пирожки и воду, принес Дмитрий, который при всех своих недостатках (пока еще никаким неудобным образом не проявившихся) умел незаметно вызывать у людей положительные эмоции. Он выдал всем по очереди еду и питье, одарив улыбкой, и паломники, в шляпах от солнца, темных очках, с волдырями на носу, приняли его подношение с небрежной благодарностью. Легкое, но безошибочно определяемое ощущение подавленности овладело экспедицией. Им предстояло не ложиться всю ночь, и мысль об этом ни у кого не вызывада восторга. Поэтому за едой все разговоры велись слегка плаксивым тоном.

— У меня все кости ноют от этого ужасного пола, — сказала Миган.

— А нам-то каково? — парировал Гелерт. — Нам еще и подушками служить пришлось.

Мальчики, у которых были свои планы на вечер, лазили по театру, что-то жуя на ходу. На них не подействовали ни жара, ни жесткость полов музея. Время от времени они подбегали к Дмитрию попить воды, которую он, все так же улыбаясь, им наливал.

— Дмитрий! — сказал Айвор. — Вы гадюк видели?

Дмитрий продолжал улыбаться.

— Это такие змеи, — пояснил Стюарт.

— Серпенты, — добавил Кеннет.

— Серпенты. Да, понимаю. — Дмитрий улыбнулся шире. — Нет, не видел.

Мальчики стали подталкивать друг друга локтями и вдруг, будто у них у всех одновременно возникла какая-то одна идея, встали и пошли к развалинам. Остатки турецких печей для обжига извести были слишком заметной вехой ландшафта, чтобы не бросаться в глаза. Но нельзя было также не заметить и каменные фундаменты — результаты раскопок в священной долине, — показывающие, где были храм, стадион и колоннады. Видны были, как на плане, контуры комнат для пациентов Асклепия — напоминание о многолюдном святилище исцеления.

Спустились сумерки. Компанию современных паломников призвали в лагерь тремя свистками, и они, сопровождаемые Дишем и Дмитрием — соответственно тому, предпочитают они спать в машинах или в музее, — разошлись по местам, которые им предстояло покинуть за полчаса до полуночи. У мальчишек выбора не было. В сопровождении самого сэра Рудри, Александра Карри, Рональда Дика и Армстронга они были отведены в музей и уложены на пальто, коврики и мешки.

Миссис Брэдли, Миган, Кэтлин, Гелерт, Диш и три шофера заняли сиденья в машине — миссис Брэдли, Миган и Геллер в первой, Кэтлин и Иэн во второй, остальные шоферы и Диш в третьей. Примерно в одиннадцать часов Иэн включил мотор и вместе с женой уехал. Его поведение не вызвало — миссис Брэдли отметила эту интересную особенность греческого характера — ни удивления, ни веселья.

Миган и миссис Брэдли посмотрели в окно вслед влюбленным. Гелерт спал на водительском месте, и уехавшая машина его не разбудила. Миссис Брэдли снова легла в свой угол, закрыла глаза и немедленно заснула. Миган попыталась уснуть, но не получилось, и она стала смотреть в темноту за окном. Она была рада, что брат с ней, хотя он и спит. Пустая одинокая дорога, одинокая долина, большой, голый и пустой театр, храм Асклепия, место таинства и веры давно ушедших поколений, внушали ей страх. Миган со все усиливающимся страхом ждала сигнала, который должен разбудить отряд и направить в приделы храма для второго эксперимента сэра Рудри. И ей хотелось, чтобы он прозвучал быстрее.

Миган невольно вспомнился первый эксперимент отца, и мысли переключились со страха на самопоздравление. Девушка потихоньку пощупала синяки на костяшках пальцев и на голени, оставшиеся как память об элефсинском эксперименте. Но настроение у нее опять сменилось. Она была суеверна и сильно впечатлилась откровением (так она это называла) Кэтлин по поводу смерти члена отряда, и мысли об этом ее тревожили. Очень хотелось оказаться дома в Афинах, вдали от опасности. И еще ее беспокоил случай со змеями.

Через некоторое время Миган перестала смотреть в темноту за окном, прислонилась к спинке кресла в своем углу машины, подложила надувную подушку под голову и попыталась себя убедить, что в таком положении тоже можно спать. Закрыв глаза, она, как ни странно, заснула — не прошло и пяти минут. Но в ее снах вились змеи, и от свистка сэра Рудри, прервавшего запутанные видения подобно резкому удару клинка, она проснулась в ужасе, с покрытым испариной лицом, сжатыми кулаками и пересохшим от страха горлом.