Николай Животов - Убийца

– А разве она во второй раз замужем!

– Позвольте, господин Куликов, я вызвал вас не для того, чтобы играть в жмурки! Если вы хорошо знакомы с Коркиным, давали деньги под векселя, вы не могли не знать, что он женат на вдове, тем более, что Коркина имела свой дом там же за заставой, где и вы торгуете! Я советовал бы вам отвечать серьезно.

– Простите, ваше превосходительство, мне и в голову не приходило отвечать не серьезно! Но смею уверить вас, что я вовсе не интересовался женой Коркина, никогда о ней с мужем не говорил и, так как торгую за заставой всего несколько месяцев, то не мог знать, имела ли Коркина какой-нибудь дом.

– Вы в Саратове бывали?

– Никогда в жизни.

– Значит, и Серикова не знали?

– Не имею понятия.

– Странно. Почему же Коркина показала, что вы прямо дали ей понять, что все знаете, и назвали все фамилии.

– Относительно чего-с?

– Убийства ее мужа.

– Я могу высказать одно только предположение: Коркина сегодня отправили в дом умалишенных. Не следует ли отправить туда же и его жену?

Следователь уставил глаза на Куликова.

– Коркин, вы говорите, сошел с ума.

– Так точно. Когда в первый и последний раз я видел его жену, мне казалось, что ей давно там место. Повторяю, ваше превосходительство, что я не имею ни малейшего понятия о деле, по которому вызван.

– Коркина сейчас была у меня тут, и я ее допрашивал. Она категорически и очень правдоподобно рассказала о вашей беседе в гостиной.

– Но повторяю, ваше превосходительство, что я один-единственный раз видел госпожу Коркину!

– Так что же из этого?

– Как же я мог с первого раза прямо бухнуть свои намеки! Разве это возможно? Человека пригласили в гости, он только что представился хозяйке и сейчас же за горло?! Простите, но это неправдоподобно для человека, не состоящего кандидатом на Удельную или одиннадцатую версту!

Следователь задумался.

– Вот что! Я сделаю вам с Коркиной очную ставку. Согласны?

– С полным удовольствием, если это нужно для дела.

Следователь позвонил.

– Верните арестантку Коркину, – приказал он рассыльному.

– Слушаюсь…

– Садитесь… Я запишу пока ваши показания.

Куликов опустился на кончик стула. По лицу его пробежала язвительная улыбка и сейчас же исчезла. Два солдата ввели Елену Никитишну.

– Девять дней! Только девять дней – и я пойду с ним под венец, – шептала Ганя, быстро шагая к Николаю Гавриловичу.

– Появился? – встретил девушку Степанов. – Верно еще что-нибудь придумал!.. Вы на себя не похожи, успокойтесь! Сядьте.

– В воскресенье моя свадьба, – проговорила Ганя глухо и беспомощно опустила руки.

– В воскресенье?! Зачем вы согласились?!

– Ах, Николай Гаврилович, я не могла не согласиться?! Вы забываете, что я связана словом, клятвой, и я вся в его руках!

– Из Орла до сих пор нет ответа! Что ж?! Я поеду сам туда! До Москвы сутки, а там другие… К воскресенью я вернусь…

– Благодарю вас, добрый Николай Гаврилович, но я думаю, не стоит! Ничего вы там не узнаете! Видно, судьба моя! Против воли Божией ничего не поделаешь!

– А мне почему-то сдается, что я там найду разоблачения и спасу вас! Поеду! Надо только будет отпроситься у вашего папеньки… Скажу – сестра при смерти, письмо получил, необходимо съездить…

– Не верится мне, Николай Гаврилович, а впрочем, вы лучше знаете! Благодарности моей вам не надо, но вы сами понимаете, как я признательна вам.

– Господи! И послал же Господь слепоту на Тимофея Тимофеевича! Губит дочь родную и не видит.

– Вы знаете Павлова, Дмитрия Ильича, начетчика филипповцев?

– Знаю, а что?

– Был он у нас, обедал; тоже увидел мое горе… Обещал помочь… Вот, если бы вы повидались с ним!

– Что вы? Неужели с первого раза увидел?

– Да. А отец вот не видит. Любит меня, бережет и… и в пропасть толкает! Куликов мне делается с каждым разом все ужаснее и страшнее. Я дрожу, когда встречаю его. Я поеду сейчас к Павлову. Хотите вместе ехать? Он редкой доброты и порядочности человек.

– Поедемте. Скажите папеньке: к портнихе, мол, нужно.

Через несколько минут Ганя с Николаем Гавриловичем ехали на извозчике в Ямскую.

Павлов занимал две крошечные комнатки при самой молельне и вел вполне иноческий образ жизни. Все украшения его скромной обители состояли из старинных больших образов с теплившимися лампадами. Стол, несколько стульев и кровать составляли всю меблировку. На столе между древними рукописями и книгами лежал портрет отца Иоанна. Павлов был ревностный раскольник, отрицавший священство, но этот портрет чтимого Россией пастыря совершил переворот в его религиозном мировоззрении и сломил раскольническое упорство. Все вековые споры и препирательства о сложении креста, буквы «и» в имени Спасителя и т. п. показались ему какими-то жалкими, ничтожными перед великой истиной: «Ни в мыслях, ни в делах не делай ближним зла!»

В этой истине вся суть религии, а между тем сколько страшного зла и раздора поселили на Руси старообрядцы ради праздных и пустых препирательств! Под гнетом этих мыслей Павлов объявил своим одноверцам, что он решил бросить раскол, отрясти прах свой от всех прежних «толков» и сжечь в печи все послания лжеучителей. Напрасно попечители и старцы молельни уговаривали его одуматься, опомниться, он твердил одно:

– Ни в мыслях, ни в делах не желай ближним зла!

И дальше он не шел. К ужасу своему, попечители увидели у Павлова бутылку вина, колбасу и «опоганенную» посуду. Теперь уж и они не удерживали его, поспешив написать в Москву, чтобы им скорее выслали нового начетника.

Степанов и Ганя застали Павлова за перепиской какого-то письма. Он очень удивился нежданным гостям и несколько даже сконфузился.

– Прошу вас садиться, очень рад. А я, знаете, Агафья Тимофеевна, все думаю о вас. Я, возвращаясь от вас, зашел справиться о Куликова. Это тот самый, про которого я говорил. Кабак его опечатан.

– Да вы только что ушли, как он пришел и сам рассказал об этом.

– Я говорил с нашими стариками. Никто Куликова не знает, но все того мнения, что как жених он для вас не пара. Репутация у него нехорошая. Неужели Тимофей Тимофеевич не собрал о нем никаких справок?

– Он обошел папеньку, мы просто понять не можем как.

– Жаль, что я не видал его. Интересно посмотреть бы.

– Я собирал, – заметил Степанов, – разные справки, но ничего не узнал. Решил завтра ехать в Орел, на его родину, и там разузнать.

– Вы? Но разве вам можно оставить завод?

– Очень затруднительно, но делать нечего! Мне сдается, что я там узнаю его прошлое и тогда с фактами в руках разоблачу его перед Тимофеем Тимофеевичем.

Павлов задумался.

– Действительно, это самое надежное средство. А когда свадьба?