Аркадий Бухов - Шерлок Холмс в России [Антология русской шерлокианы первой половины XX века. Том 1]

— Чем же можно объяснить себе подобный регресс в умственной области современного человечества? — спросил я, крайне заинтересованный сказанным, своего выдающегося собеседника.

— Исключительно негодным воспитанием. Что бы там ни говорили г.г. медики о нервах, повышенном жизненном пульсе и т. п., все-таки существенной причиной останется исключительно негодное воспитание; консервировавшиеся английские родители и неустойчивые континентальные не могут дать ничего хорошего, это ясно.

Разговор на эту тему продолжался еще несколько времени; но вот поезд стал замедлять ход; мы приближались к следующей остановке. Знаменитый сыщик выбросил остаток сигары за окно и взялся за свой чемодан. Я понял, что он собирается меня покинуть, и мне стало ужасно жалко так скоро расстаться с ним. Откуда-то, из недр души, робко заговорило желание напроситься к нему в качестве гостя, но, по всей вероятности, желание так бы и осталось одним только желанием вследствие моей прирожденной деликатности и щекотливости самого вопроса, если бы сам Холмс не пришел мне на помощь. Увидя, вероятно, мое нескрываемое огорчение, он, выходя из вагона и пожимая своей стальной рукой мою руку, заметил:

— Найдете свободное время перед отъездом домой, заезжайте ко мне потолковать. Я почти всегда у себя в имении, — и, сказав адрес, спустился на платформу.

Через окно я увидел, как Холмсу подали дог-карт, усевшись в который, он покатил по гладкой, утрамбованной дороге, обсаженной вязами, и скрылся за поворотом. Поезд тронулся дальше…

В Брайтоне, в этом уютном, дышащем негой и здоровьем уголке, я провел неделю и, если бы не ограниченность свободного времени да, откровенно сознаться, и карманных ресурсов, просидел бы гораздо дольше. Правда, общество, на которое мне пришлось натолкнуться там, не было очень многочисленным и особо изысканным, так как курортному сезону в Англии отведена зима, но я не печалился об этом, насмотревшись вдоволь на представителей и представительниц изысканного круга в Лондоне, так как попал туда как раз в разгаре сезона. Я вдыхал чудный, крепящий воздух, совершал небольшие экскурсии, например в Инсбрук и др. места, и часами просиживал на молу, слушая немолчный говор океана. О, этот великий кудесник океан! Какие интересные сказки порой нашептывает он вам, какие иногда картины набрасывает он перед глазами вашими, так робко созерцающими его безбрежный, необозримый простор!

В начале второй недели своего пребывания в Брайтоне я двинулся на север, — для осмотра нескольких больших центров и, так как путь мой лежал через Лондон, т. е. мне приходилось пересекать графство Sussex, местопребывание Шерлока Холмса, а вернуться снова на юг я не рассчитывал, то я и решил воспользоваться удобным случаем, — посетить выдающегося общественного деятеля, так любезно и снисходительно отнесшегося ко мне. Выйдя на той маленькой станции, где неделю тому назад я распростился с Холмсом, я сразу увидел знакомый дог-карт, как оказалось, высланный за мной, в виду получения известия о моем приезде. Через час быстрой езды по великолепной деревенской дороге, о которой у нас, в России, не смеют даже и мечтать, я подкатил к месту отдохновения одного из великих современников. Вековой парк, раскинувшись на большом пространстве, сжимал в своих мохнатых объятиях изящную постройку в готическом стиле, как старец своего юного и любимого внука; кругом колосились поля, чернела лесная полоса, сливавшаяся с горизонтом, а сзади, на молочном фоне прозрачного летнего неба, высилась группа холмов и шаловливая лента дороги доверчиво бежала к ним.

Холмс встретил меня на крыльце-террасе, увитой зеленью и заставленной экзотическими растениями. Тут же помещался и обеденный стол, накрытый на две персоны, из чего я заключил, что время моего приезда совпало как раз с обедом. На приведение себя в порядок я потратил, в предоставленной мне комнате, не более пяти минут, после чего присоединился к хозяину, и мы оба уселись за стол.

После обеда, прошедшего быстро и не сопровождавшегося никаким особенно интересным разговором, Холмс попросил меня к себе в кабинет, куда, признаюсь, я вошел не без некоторого трепета, — как в нечто священное, где плодотворная мысль гуманнейшего человека нашла себе тихий приют. Кабинет первого сыщика Европы представлял собою совокупность простоты со строгой обдуманностью: ни одна вещь, начиная с длинного ряда шкафов, наполненных аккуратно подобранными томами, большого письменного стола, свободного от всяких убранств, за исключением полного комплекта письменных принадлежностей, рассчитанного до мельчайших подробностей, удобного и глубокого кресла с покатой спинкой и кончая целой коллекцией фотографических карточек, всевозможной величины, с разнообразнейшими автографами, большая часть которых принадлежала лицам высокопоставленным и хорошо известным, ни одна вещь не выглядела случайной или ненужной; все лишнее отсутствовало здесь так же, как тот непригодный балласт, который всегда так искусно отбрасывался Шерлоком, при его мощном стремлении к истине. Над камином висел поясной портрет с размашистой подписью внизу: «Дорогому другу и учителю Ватсон».

Вслед за нами лакей внес в кабинет кофе с ромом и, отворив стрельчатое окно, выходившее в сад, засаженный в этом месте цветочными клумбами, немедленно удалился. В комнату полилась ароматная струя. Холмс протянул мне свой золотой с рубиновой короной портсигар, очевидно, подарок какой-нибудь коронованной особы, затем, взяв и себе штуку, медленно чиркая спичкой, заговорил.

— В прошлую нашу встречу разговор у нас коснулся умственной нищеты современного человечества. Теперь пойдем дальше. Пробуя суммировать нищету умственную с нищетою духовной, наличность которой в настоящее время слишком очевидна, мы получим известное абстрактное понятие, которое, на основании своих данных, может быть вполне названо центробежной силой, действующей в круге вселенной, центром которой служит культура икс. Идя еще дальше, делаем следующее исторически-известное построение: греческая культура плюс нечто равно древнегерманской культуре; древнегерманская культура плюс нечто равно культуре последнего времени или современной. Итак, как видно, атмосфера культуры постепенно сгущается ввиду приближения к культурному центру, принятому нами за х , т. е. центростремительная сила, именуемая прогрессом, действует в присвоенном ей направлении, развивая нарастающую скорость. Но, с другой стороны, при внимательном исследовании, мы можем убедиться в том, что постепенно увеличивающаяся скорость центробежной силы или, как мы ее назовем, оттяжки, нарастает прямо пропорционально силе центростремительной. Проще, — увеличение прогресса влечет за собою увеличение регресса или, — прогресс равен регрессу.