Поль Альтер - Семь чудес преступления

– Мы все ослеплены, – вмешался я. – Ослеплены избытком света и этими чудесами преступления!

– Прекрасное замечание, Ахилл. И главное, бесспорное. Но инспектор еще не рассказал нам о своем ощущении от этих новых деталей!

– Я уже с тоской вижу крупные заголовки, ту выгоду, которую извлекут из нашего дела журналисты! И хочу только пожелать себе не быть съеденным заживо этими хищниками, точно воспроизводящими в текстах сообщения убийцы!

– Готов побиться об заклад: кто-нибудь сможет в конце концов расшифровать и анаграммы, что, кстати, не удалось самой лучшей полиции в мире!

– Прошу вас, Бернс, сейчас не время для насмешек надо мной. Я, между прочим, многое проделал в оранжерее, а вы могли бы сказать об этом раньше. Вы считаете свое поведение и эту вашу причуду держать при себе самую важную информацию очень разумными?

Оуэн поджал губы, а затем сказал с невинным видом:

– Хотите еще пива, инспектор?.. На самом деле, как я уже сказал Ахиллу, эта гипотеза казалась мне слишком невероятной, чтобы ее можно было рассматривать всерьез. Я опасался также увидеть там улики, искаженные моим взглядом требовательного эстета, чтобы не принять более или менее желаемое за действительное. Но даже если бы вы узнали о чем-то, Уэдекинд, что бы это изменило? У нас нет ни одной настоящей улики против таинственного убийцы. Кроме этого нового следа!

– Новый след, который только запутывает дело, – заметил, неожиданно улыбнувшись, инспектор. – В течение суток два человека приходят к вам, чтобы обвинить друг друга в совершении преступлений. Это уже слишком, вы не находите? Не говоря уже о поразительном мотиве!

Сцепив руки возле лица, Оуэн задумчиво спросил:

– Вы не высказали своего мнения, инспектор…

– Ладно. Ну, я думаю, что эти семь чудес света, или, если хотите, преступления, могли, возможно, служить дымовой завесой для того, чтобы скрыть истинный мотив. Несомненно, все началось с ссоры между молодыми людьми. Глупый вызов запал в душу недоброжелателя, увидевшего в этом коварную идею, возможность избавиться от неприятной ему личности. А ведь, по вашему утверждению, на этой вечеринке присутствовало много людей, о которых вы даже не вспоминаете, не так ли?

Оуэн согласился, изобразив странную гримасу.

– Кроме того, – продолжил инспектор, – не стоит забывать, что убийца мог услышать обрывки этого разговора, и если нам не удастся составить список подозреваемых из числа приглашенных, значит, придется перечислять всех поименно. Найти след убийцы окольными путями кажется мне слишком трудной, обреченной на провал задачей.

Но самый предпочтительный тезис состоит в том, что между этими жертвами существует определенная связь, которая толкает преступника избавляться от них по одному. При виде таких серьезных усилий мне это кажется более правдоподобным, нежели идея о том, что надо убить семь человек, чтобы утопить в этой массе один труп, который является важным для преступника. А в то, что он маскирует свои преступления под чудеса света для отвлечения внимания, я охотно верю. Но особая связь известна только нашему таинственному «художнику»… в настоящее время. Поскольку я уверен, что потихоньку, совпадение за совпадением, наша работа, наш кропотливый труд вскоре будут вознаграждены…

– Действительно, нельзя пренебрегать никаким следом. Но где вы находитесь в данный момент? Вы нашли в жизни Родеса что-то такое, что могло бы связать его с другими жертвами?

– Нет. Но такой тип расследования требует и времени, и терпения. Может быть, стоит отправиться в Плимут – город, где могли познакомиться Александр Райли и мисс Домон. И вы увидите, – добавил Уэдекинд с хитрой улыбкой, – все закончится тем, что мы обязательно найдем отсутствующий элемент этого пазла…

– Значит, вы не рассматриваете виновность Майкла Денхема или Пола Брука?

– Я не исключаю этого. И мое личное мнение таково: молодые люди скорее всего воспользовались случаем, чтобы попытаться расчистить себе дорогу для завоевания сердца этой девушки, которая, честно говоря, и сама не знает, чего хочет. Но это ее дело… Или ваше, так как, на мой взгляд, вы очень хорошо с ним справляетесь. И я знаю, что оно в надежных руках.

– Вы говорите о расследовании, я полагаю? Или о мисс Амели?

– Конечно, о ней! Я знаю, что вы настоящий джентльмен , Бернс. Самый респектабельный джентльмен в Лондоне!

– А почему не в мире, как вы сами? – бросил мой друг, быстро сменив тему. – Скажите, Уэдекинд, что вы знаете о репутации Брука? Брука-отца, богатого бумагопромышленника?..

Инспектор прищурился:

– Мне прекрасно известно, что у него есть несколько высокопоставленных друзей. А потому оплошностей в этом деле лучше бы избежать… И пока Скотленд-Ярд не может подвергнуть допросу двух подозреваемых с целью опровергнуть их алиби, даже если они согласятся на это. Но алиби на какой час? Или на какой день? Мы даже не знаем дату последнего преступления, когда конкретно действовал убийца, так как медленная агония Родеса длилась три дня! Нет, я действительно думаю, что самое лучшее – каждому из нас вести собственное расследование. Я – своими средствами классического следствия, а вы – вашими методами изящного, художественного стиля. Я доверяю вам, Бернс, и знаю, на что вы способны.

Оуэн не потрудился ему ответить, и мы встали, закончив наше заседание. И в этот момент, несомненно, чтобы салютовать нашему уходу, «хор трубящих слонов» еще раз тепло продемонстрировал свое «Мяу! Мяу! Мяу!»…

– Черт возьми! – воскликнул инспектор, оборачиваясь. – Что с ними такое?

– Я думаю, что Уэдекинд трус и льстец, – заявил Оуэн, которому на следующий день должен был исполниться тридцать один год.

Наш фиакр поднимался по Финчли-роуд по направлению к Хэмпстеду, району, где жила мисс Амели Долл. В цилиндре, с красной розой в петлице, в галстуке в тон рубашке, с природно высокомерной осанкой у Оуэна действительно был безупречный вид джентльмена , описанного инспектором Уэдекиндом.

– Трус, – уточнил Оуэн, – потому что он запнулся с того момента, как дело коснулось высоких сфер. И льстец, поскольку вчера вечером не обманул меня своей уловкой, когда стал курить фимиам по поводу моих деликатных методов расследования. Он не так глуп, как кажется со своим грубым лицом и галльскими усами!

– И все-таки, в глубине души, – спросил я, – вам не кажется, что к нашему следу он относится серьезнее, чем к своему?

– Не исключено. Но в чем я действительно уверен, так это в том, что он охотно оставил мне мои изящные методы. После всего произошедшего это лучшее, что он мог сделать. С одной стороны, мы разделили работу, а с другой – я доволен, что он больше не будет лезть ко мне своими лапами. Он умный человек, но ему не хватает тонкости, а его манера рассуждать остается несколько… по-бычьи тупой.