Артур Дойль - Знак четырех. Записки о Шерлоке Холмсе

Однако даже если их было двое, все равно поднять тяжелую плиту им было сложно. Для нас с дюжим констеблем это оказалось непростым делом. Как же они облегчили себе задачу? Возможно, так же, как это сделал бы я сам. Я встал и начал внимательно осматривать валяющиеся кругом поленья. Почти сразу я увидел то, что искал. Одно из поленьев, примерно три фута в длину, на конце имело четкий след. Рядом с ним лежало еще несколько расплющенных кусков бревен. Несомненно, дворецкий и горничная, приподнимая каменную плиту, засовывали в образовавшуюся щель поленья, пока наконец щель не стала достаточно широкой, чтобы в нее мог протиснуться человек. Потом они закрепили плиту в этом положении, вставив одно полено вертикально. Глубокая вмятина должна была остаться на нижней стороне полена, поскольку камень всем своим весом навалился на него и прижал к плите. Пока все указывало на то, что мои предположения верны.

Теперь мне предстояло понять, как развивались трагические события той ночи. Было очевидно, что в щель мог протиснуться только один человек, и это наверняка был Брантон. Девушка, скорее всего, осталась ждать наверху. Брантон открыл сундук, передал то, что нашел внутри, наверх (такой вывод напрашивался, поскольку сундук был пуст), а потом… что же произошло потом?

Быть может, жажда мести, тлеющая огоньком в душе этой страстной наследницы кельтов, вдруг вспыхнула ярким пламенем, когда девушка увидела, что мужчина, который, возможно, причинил ей намного больше горя, чем мы догадываемся, находится в ее руках? Или полено, удерживавшее камень приподнятым, случайно соскользнуло, из-за чего плита захлопнулась, похоронив Брантона в этом каменном мешке? Можно ли винить девушку в том, что она никому не рассказала о судьбе дворецкого? Или же подпорка была выбита быстрым ударом и ловушка с грохотом захлопнулась? Как бы там ни было, я очень живо представлял себе такую картину: девушка, прижимая к груди сокровища, стремительно поднимается по винтовой лестнице, из подвала, возможно, доносятся приглушенные крики ее неверного жениха, который был обречен на смерть от удушья в каменном склепе, и его отчаянные удары о каменную плиту над головой.

Вполне вероятно, что именно этим объясняется удивительная бледность Рейчел на следующее утро, нервозность и приступы истерического смеха. Но что же было в сундуке? Что она с этим сделала? Разумеется, это были старые железки и камешки, которые мой друг выудил со дна пруда. Рейчел при первой же возможности избавилась от последней улики, указывающей на ее участие в преступлении (а точнее, просто выбросила в воду).

Я двадцать минут просидел неподвижно, обдумывая положение вещей. Все еще бледный как полотно Масгрейв все это время стоял рядом со мной с фонарем в руках и заглядывал в черное отверстие.

«Это монеты эпохи Карла Первого [82]. – Он протянул мне несколько железных кружочков, найденных в сундуке. – Видите, мы совершенно верно высчитали время, когда был придуман обряд». – «А ведь, пожалуй, мы обнаружим еще кое-что, связанное с именем Карла Первого! – радостно воскликнул я, поскольку мне в голову вдруг пришло вероятное истолкование первых двух вопросов обряда. – Позвольте взглянуть на содержимое мешка, который вы вытащили из пруда».

Мы поднялись наверх в кабинет Масгрейва, и он разложил передо мной железки и камешки. Я мог понять, почему они не показались ему чем-то ценным, поскольку металл почернел, а камни потускнели и потеряли цвет. Я потер один из этих камешков о рукав, и он засиял как искра у меня на ладони. Металлические предметы имели вид двойного кольца, но были погнуты и перекручены.

«Вы, конечно, помните, что роялисты оставались в Англии даже после смерти короля, – сказал я. – Когда им все-таки пришлось бежать из страны, они, наверное, оставили какую-то часть накопленных богатств здесь, чтобы, когда настанут более спокойные времена, вернуться и воспользоваться ими». – «Мой предок, сэр Ральф Масгрейв, сам был видным кавалером [83]и правой рукой Карла Второго [84]во время его странствий». – «В самом деле?! – воскликнул я. – Что ж, это дает нам последнее, недостающее звено. Должен вас поздравить, вы (правда, при несколько трагических обстоятельствах) стали обладателем весьма ценных фамильных реликвий. Впрочем, с исторической точки зрения они имеют даже большее значение». – «О чем вы?» – изумленно уставился на меня Масгрейв. – «Этот предмет – ни больше ни меньше, старинная корона королей Англии». – «Корона!» – «Именно. Вспомните, что говорится в обряде: „Чьим это было?“ – „Того, кого уж нет“. Имеется в виду казнь Карла Первого. „Чьим это будет?“ – „Того, кто придет“. Эти слова относятся уже к Карлу Второму, чье возвращение в Англию ожидалось. Думаю, что этот погнутый и бесформенный венец когда-то украшал головы английских королей династии Стюартов». – «Как же он попал в мой пруд?» – «А вот чтобы ответить на этот вопрос, мне понадобится время». – И я принялся пересказывать ему длинную цепочку догадок, предположений и доказательств, которые привели меня к истине. Сгустились сумерки, и луна уже ярко светила в небе, когда мой рассказ был закончен.

«Почему же корона не попала к Карлу, когда он вернулся в Англию?» – спросил Масгрейв, пряча реликвии обратно в холщовый мешок. – «А это вопрос, на который мы, возможно, никогда не получим ответа. Может быть, Масгрейв, который хранил эту тайну, к тому времени умер, успев передать своему сыну ключ, но по какому-то недоразумению не разъяснив его значение. С того дня ключ этот передавался от отца к сыну, пока наконец не попал в руки человека, который сумел разгадать его тайну и поплатился за это жизнью».

Такова история обряда Масгрейвов, Ватсон. Корону они по-прежнему хранят у себя в Херлстоуне… Хотя Масгрейвам пришлось долго отстаивать на это право и заплатить немалые деньги, прежде чем им это разрешили. Думаю, если вам когда-нибудь захочется взглянуть на корону и вы сошлетесь на меня, они ее вам с радостью покажут. Судьба девушки неизвестна. Скорее всего, она покинула Англию и увезла воспоминания о совершенном преступлении с собой в заморские края.

Случилось это еще до того, как пошатнувшееся здоровье моего друга Шерлока Холмса пошло на поправку после отнявшей все его силы невероятно напряженной работы, выпавшей на его долю весной тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года. Дело о Нидерландско-Суматрской компании и грандиозной афере барона Мопертюи все еще на слуху у публики, и кроме того, слишком тесно связано с политикой и финансами, чтобы включать рассказ о нем в этот сборник. Однако именно оно, хоть и опосредованно, послужило причиной, по которой мой друг оказался втянут в единственное в своем роде и исключительно сложное дело. Это дело позволило ему показать, насколько важно порой бывает использовать новые методы в деле борьбы с преступностью, которому он посвятил всю свою жизнь.