Эллери Куин - Четверка червей

«Процесс сортировки известий, — подумал Эллери. — Ей надо бы поосторожнее относиться к сведениям, полученным от такого типа!»

Эллери вошел в третью комнату, поощренный молчаливым кивком второй девушки, и очутился в оклеенном обоями светлом помещении с кленовой мебелью и высокой стеклянной дверью, выходящей на выложенную плиткой террасу, за которой виднелись деревья, цветочные клумбы и заросшая пуансеттией очень высокая каменная стена.

— Здравствуйте, мистер Квин, — произнес мелодичный голос.

Возможно, внезапный выход на яркий солнечный свет подействовал на его зрение, потому что мистер Квин непроизвольно зажмурился. К тому же в ушах его продолжал звучать чарующий аккорд. Тут он сообразил, что это гармоническое созвучие музыкальных тонов исходит от человеческого существа женского пола, и обладательница волшебного голоса сидит в кресле-качалке, положив ногу на ногу, курит русскую папиросу и улыбается ему.

В то же мгновение Квин сказал, себе, что Пола Пэрис, вне всякою сомнения, — самая очаровательная женщина из тех, кого он встречал в Голливуде. Нет, во всем мире, когда и где-либо.

Мистер Квин всегда считал себя невосприимчивым к великим страстям; даже наиболее привлекательные из представительниц прекрасного пола никогда не значили для него нечто большее, чем существа, которых следует пропускать вперед, открывать перед ними дверь и подавать руку, помогая войти или выйти из такси. Но в данный исторический момент женоненавистничество, эта прочная и суровая броня, необъяснимым образом треснула и рухнула, оставив его беззащитным перед тонким и нежным оружием.

Он смущенно попытался снова нацепить на себя одежды беспристрастною наблюдения и анализа. У нее был нос — ну да, нос, и рот, и белая кожа… да, да, очень белая, — и два глаза — что можно о них сказать? — эффектная седая прядь в ее блестящих черных волосах… все это, конечно, конечно имело место. Он даже заметил ее наряд — был ли он от Ланвена, от Пату или Пуаро? [21] Эркюль Пуаро — сыщик-бельгиец, герой произведений Агаты Кристи. — впрочем, нет, последний, кажется, был маленьким бельгийским детективом, — композиция из шелка, — да, да, именно композиция: и лиф, и мягкие складки юбки, ниспадающие с ее колен длинными безукоризненными линиями, достойными великого Праксителя [22] Пракситель (ок. 390 — ок. 330 до н.э.) — древнегреческий скульптор. , и аромат — нет, скорее фимиам! — исходящий от нее, напоминавший призрак прошлогодней жимолости… Мистер Квин невольно улыбнулся про себя. Жимолость! К черту анализ! Перед ним была женщина. Нет — Женщина с большой буквы. А может быть… это была та самая женщина?

— Постой-постой, — в растерянности пробормотал мистер Квин почти в полный голос. — Прекрати валять дурака!

— Если вы закончили осмотр моей персоны, — с улыбкой сказала Пола Пэрис, — то, может быть, вы сядете, мистер Квин? Что-нибудь выпьете? Сигареты у вас под рукой.

Квин оцепенело уселся, нащупав рукою стул.

— Правду сказать, — пробормотал он, — я… я вроде как лишился дара речи. Пола Пэрис. Пэрис! Замечательная фамилия! [23] Пэрис (Paris) — Париж ( англ. ). Нет, спасибо, я не хочу пить. Прелестно! Сигареты? — Он откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. — Не будете ли вы так любезны сказать еще что-нибудь?

Когда мисс Пэрис поджимала губы, на левой щеке, у самого уголка ее рта, появлялась ямочка — не крупная, глубокая, обычная ямочка, а легкая, нежная ее тень. Сейчас она как раз и была заметна.

— Вы изъясняетесь довольно прилично для человека, утратившего дар речи, мистер Квин, хотя должна признать, что несколько бессмысленно. Кто вы — последователь Дали?1 [24] Дали Сальвадор (1904–1989) — испанский художник-сюрреалист.

— Вот-вот. Еще, пожалуйста. Иегова, ты дал мне насладиться покоем, который выше моего понимания!

Беспокойство, слегка нахмуренные брови, напряжение во всей холодной спокойной фигуре… Да что это с тобой, во имя всевышнего?

— Вы нездоровы? — встревоженно спросила она. — Или…

— Или пьян. Вы это хотели сказать? Да, я пьян. Нет, я брежу. Я чувствую себя так, словно стою на северном гребне Большого Каньона, глядя в бесконечность. Нет-нет, это несправедливо по отношению к вам. Мисс Пэрис, если вы не будете говорить со мной, я совсем сойду с ума!

На ее лице появилось выражение любопытства, и, тем не менее, он ощущал в нем ничтожную долю замкнутости и холодка, как у испуганного зверька, которого пытаешься погладить.

— Говорить с вами? Я думала, это вы хотели поговорить со мной!

— Нет-нет, теперь это неважно! Я должен слышать ваш голос. Я купаюсь в нем. Видит Бог, я нуждаюсь в успокоении после всего, пережитого мной в этом кипящем котле, носящем название Голливуд. Говорил ли кто-нибудь вам, что звучание органа во многом проигрывает по сравнению с вашим голосом?

Мисс Пэрис внезапно отвернулась и через некоторое время села в кресло. Эллери заметил, что краска смущения медленно заливает ее лицо и шею.

— Et tu, Brute [25] И ты, Брут ( лат. ) — предсмертные слова Юлия Цезаря, обращенные к одному из его убийц, Марку Юнию Бруту. , — засмеялась она, хотя глаза ее продолжали оставаться серьезными. — Иногда мне кажется, что мужчины лицемерят, говоря мне такие комплименты, потому что… — Она не закончила фразы.

— Ничего подобного! — воскликнул Эллери, совершенно потеряв контроль над собой. — Вы великолепное, очаровательное, прелестное создание! И если вы не сознаете этого и живете затворницей, то лишь благодаря вашей чрезмерной скромности…

— Мистер Квин!

И тут он понял, что означало то странное нечто в ее глазах, которое не покидало их во время всего разговора. Это был страх. Раньше ему казалось невозможным, чтобы такая уравновешенная) выдержанная, аристократическая женщина могла бы бояться чего-нибудь, а тем более всего лишь скопления человеческих существ. «Толпофобия», — назвал это Сэм Викс; вернее, гомофобия — болезненный, патологический страх перед людьми… Мистер Квин достаточно быстро пришел в себя. И этот единственный взгляд, постигший глубину ее ужаса, испугал и его самого.

— Извините. Пожалуйста, простите меня. Я поступил так… на спор. Ужасно глупо с моей стороны!

— Я так и предполагала, — сказала мисс Пэрис, не отводя глаз от своих рук, в которых спокойно дымилась папироса.

— Полагаю, во всем виноват детектив, сидящий во мне. Я имею в виду неуклонную попытку подвергнуть анализу…

— Скажите мне, мистер Квин, — оборвала она, гася папиросу в пепельнице. — Как вам нравится идея привлечь семейства Ройлов и Стьюарт к участию в биографическом фильме?

Боже, каким же он был ослом! Можно ли было так недооценивать таланты этой женщины?