Эмиль Габорио - Дело № 113

— Итак, мамочка, я буду около тебя! — сказал он. — Какое счастливое лето проведем мы вместе!

Она обрадовалась. Все-таки есть надежда, что расходы его сократятся!

Но в конце той же недели Рауль пробрался к банкиру в кабинет и непринужденно взял у него 10 тысяч франков. Узнав об этой невероятной смелости, госпожа Фовель в отчаянии ломала себе руки.

— Господи, что мне делать? — восклицала она. — Столько денег!

И она решила написать Кламерану, чтобы он пришел поговорить. Когда он явился и выслушал то, что произошло, между ним и Раулем произошла самая дикая сцена. Но оттого ли, что в госпоже Фовель пробудилась ее мнительность, или это было на самом деле — весьма возможно! — ей показалось, что их ссора была ими придумана и что в то время как они говорили друг другу обидные слова и сыпали угрозами, глаза их смеялись.

Она не сказала им ничего, но это сомнение, зародившись в ее сердце, как капля яда, который уничтожает все, чего только ни коснется, прибавило к ее невыносимым страданиям еще новые муки.

И она перестала обвинять Рауля. Он был ее сыном, которого она горячо любила, и если кто и был виноват, так это сам маркиз, который употреблял во зло слабость и неопытность своего племянника. Она знала, что, попав под власть такого человека, как Кламеран, она должна была ожидать от него неисполнимых требований, но, как ни старалась, не могла постигнуть его намерений.

Но скоро он сам их ей открыл.

Побранив Рауля сильнее обыкновенного и сказав госпоже Фовель, какая пропасть разверзается под ногами этого молодого человека, маркиз объявил, что единственное средство спастись от катастрофы — это ему, Кламерану, жениться на Мадлене.

Это неожиданное предложение Кламерана задело за живое госпожу Фовель.

— И вы могли подумать, милостивый государь, — воскликнула она с негодованием, — что я даже пальцем пошевельну для ваших подлых комбинаций?

Маркиз кивнул головой.

— Да, — отвечал он.

— Да к тому же, к какой женщине вы обращаетесь? Правда, я виновна, но ведь наказание искупает вину. Разве вы уже не заставили меня жестоко раскаяться в моем неблагоразумии? Но пока речь шла только обо мне одной, вы могли делать со мной, что хотели, я вас боялась, трепетала. Но раз заходит речь о моих близких — довольно, я возмущаюсь!..

— Неужто такое уж несчастье для Мадлены стать маркизой Кламеран?

— Моя племянница может сама выбрать себе супруга, она свободна в этом. Она любит Проспера Бертоми.

Маркиз досадливо повел плечами.

— Институтское увлечение… — сказал он. — Стоит только вам захотеть, и она забудет его.

— Я этого не захочу, — отвечала госпожа Фовель.

— Вы уступите мне и на этот раз!

— Нет! Ни за что на свете!

— Если я настаиваю на этом браке, так только потому, что это устроит ваши и наши дела, которые сейчас в плачевном состоянии. У вас уже теперь не хватает денег на прихоти Рауля, и вы должны экономить. Настанет минута, когда вам нечего будет ему дать, когда вам уже нельзя будет скрывать от мужа тех сумм, которые вы берете теперь из денег, предназначенных им на хозяйство. Что тогда будет?

Госпожа Фовель задрожала. Этого дня, о котором говорил маркиз, она ожидала уже в очень скором времени.

— Мадлена богата, — продолжал Кламеран. — Ее приданое позволит мне уплатить вам долг Рауля и спасти вас.

— Лучше погибнуть, чем добиваться спасения такими средствами.

— Но я не потерплю, чтобы вы скомпрометировали наше будущее. Мы соучастники с вами, сударыня, в одном и том же преступлении, не забывайте же о будущем Рауля!

— Не запугивайте, пожалуйста. Мое решение непоколебимо.

— Ваше решение?

— Да. Если вы будете меня принуждать, то я пойду к мужу, брошусь ему в ноги и расскажу ему обо всем. Он любит меня, он узнает все, что я выстрадала, и простит меня.

— Вы думаете? — с иронией спросил Кламеран.

Маска светского человека была сброшена с его лица, и перед нею предстал подлец, возмущавший своим цинизмом. Вся фигура его выражала угрозу, и сам голос сделался зверским.

— Так-с! Отлично! — воскликнул он потом. — Вы решили во всем признаться господину Фовелю? Превосходная идея! Жаль только, что так поздно она пришла вам на ум! Признавшись во всем в тот день, когда я только в первый раз явился к вам, вы бы еще могли рассчитывать на спасение: ваш муж еще мог бы простить вам ваш стародавний грех, который вы искупили двадцатилетним безупречным поведением. Вы были для него верной женой и доброй матерью его детей. Но вы подумайте только о том, что скажет этот почтенный господин, когда вы дадите ему понять, кто такой этот комический племянничек, которого вы ввели к нему в дом, посадили с ним за один стол, который брал у него деньги и представляет собой плод вашей первой любви! Не думаю, чтобы он с удовольствием принял это сообщение. Не обманывайте же себя понапрасну!

— Что бы ни случилось, я поступлю так, как должна! — объявила госпожа Фовель.

— Вы поступите так, как я захочу! — закричал на нее Кламеран. — Нам необходимо приданое вашей племянницы, да к тому же Мадлену… я люблю!

А затем он с холодной вежливостью прибавил:

— Взвесить мои доводы теперь зависит, сударыня, от вас. Поверьте мне, вам необходимо согласиться на эту последнюю жертву. Подумайте о честном имени вашего дома, а не о каких-то там увлечениях вашей племянницы. Через три дня я приду за ответом.

— Это будет бесполезно, милостивый государь. Как только вернется мой муж, я ему сообщу обо всем!

Он церемонно поклонился и вышел.

— Да! — крикнула она ему вслед с тем энтузиазмом, который сопровождает обыкновенно великие поступки. — Да, я все расскажу Андре!

Но в этот самый момент около нее раздались чьи-то шаги. Она обернулась и увидала перед собою Мадлену, бледную и холодную как статуя, с глазами, полными слез.

— Тетя, — сказала она. — Надо повиноваться этому человеку!

Мадлена подслушала их разговор.

— Как! — воскликнула госпожа Фовель остолбенев. — Ты знаешь все?

— Да, все.

— И ты хочешь, чтобы я пожертвовала тобой?

— Я готова умолять тебя на коленях, чтобы ты позволила мне тебя спасти.

— Но ведь ты презираешь Кламерана!

— Я ненавижу его, тетя, я чувствую к нему отвращение. Он есть и будет для меня самым ненавистным человеком даже и тогда, когда я стану его женой.

Госпожа Фовель смутилась.

— А Проспер? — спросила она. — Проспер, которого ты любишь?

Мадлена подавила в себе рыдания и твердым голосом ответила:

— Завтра я навсегда порву с господином Бертоми.

— Нет!.. — воскликнула госпожа Фовель. — Нет! Я не желаю тебя, невинную, приносить в жертву за мои грехи!

Благородная девушка печально покачала головой.

— Зато никто никогда не скажет, — отвечала она, — что я допустила бесчестье в этот дом, который считаю своим. Разве я не обязана вам своею жизнью? Что я без вас? Бедная работница на фабрике. Кто меня взял оттуда? Ты. Разве не дядя дал мне это состояние, которое навлекает на нас теперь несчастье? Разве Авель и Люсьен не братья мне? И когда нашему счастью угрожают, ты хочешь, чтобы я стала медлить?… Нет! Я буду маркизой Кламеран. Только подумай о тех страданиях, которые ожидают дядю, когда он узнает обо всем! Да ведь он умрет!