Эмиль Габорио - Дело № 113

— Быть может, госпожа Фовель стала держать свои бриллианты в комнате у Мадлены?

Не рассуждая о том, как некрасивы его поиски, он побежал в комнату молодой девушки и там, как и у своей жены, принялся за обшаривания, позабыв о том уважении, которое требовало к себе это святилище девушки.

Но он не нашел там бриллиантов госпожи Фовель. Оказалось, что и футляры Мадлены были тоже пусты. Значит, и она отдала свои драгоценности, значит, и ей известен позор их дома, значит, и она тоже сообщница.

Этот последний удар добил Фовеля.

— Они обе условились обманывать меня, — проговорил он. — Они обе в заговоре!..

И в бессилии он опустился в кресло. Крупные, безмолвные слезы скатились у него по щекам, и глубокий вздох вырвался у него из груди.

Валентина, эта чистая молодая девушка, когда-то так любившая его, которой он принес в жертву все свое богатство, которая становилась ему дороже с каждым годом их брака, эта несравненная с виду жена — и вдруг предала его!..

Она его обманула… она… мать его детей!

Его детей!.. Какая горькая насмешка! Да его ли они дети?

Но он понимал, что одного указания на отсутствие бриллиантов еще мало, что он не может еще полагаться на свое личное чувство. К счастью, у него могут быть еще другие доказательства!

И он позвал к себе лакея и приказал ему подавать все приходящие письма только ему одному. Затем он дал нотариусу в Сен-Реми срочную депешу, в которой просил его сообщить ему самые подробные сведения о семье Лагоров вообще и о Рауле в частности.

Скоро на эту депешу пришел из Сен-Реми следующий ответ:

«Семья Лагоров, как уже сообщалось об этом и господину Вердюре, находится в настоящее время в крайней нужде. О господине Рауле неизвестно ровно ничего, так как у госпожи Лагор от ее законного брака имеются только дочери… и т. д. и т. д.».

Это сообщение стало последней каплей для Фовеля.

— Несчастная! — воскликнул он, сгорая от злобы и душевных мук. — Несчастная! Чтобы свободно видеться со своим любовником, чтобы всегда иметь его при себе, ты осмелилась ввести его в мой дом под именем племянника, которого никогда и не существовало на свете!

Смерть! Только смертью и можно платить за такие обиды! Но боязнь, как бы его личное чувство не взяло над ним верх, дала ему возможность вовремя сдержать себя, и он решил притворяться.

— Буду их тоже обманывать, как и они меня, — проговорил он с чувством удовлетворения.

Вечер прошел как и всегда. За обедом Фовель шутил. И только в девятом часу, когда к ним пришел Кламеран, он ушел к себе, боясь, что не совладает с собой, и не выходил уже до ночи.

Наутро между писем, поданных ему лакеем, он нашел одно со штемпелем «Везине». С большими предосторожностями он распечатал его и прочитал:

«Дорогая тетя! Очень необходимо видеть тебя сегодня, и я тебя поджидаю. При свидании я сообщу тебе, почему не могу приехать к тебе лично.

— Влопались! — воскликнул Фовель, задрожав от радости.

И он достал из ящика бюро револьвер и стал репетировать поединок.

Но он думал, что он один, а тем временем нашелся свидетель каждого его малейшего движения. Возвратившись из номеров «Архистратига», Нина Жипси прильнула глазом к замочной скважине и по его жестам догадалась, в чем дело.

Положив револьвер на камин, Фовель занялся приведением письма в первоначальный вид. Окончив это дело, он вышел к швейцару и передал ему это письмо, чтобы жена не догадалась, что послание Рауля прошло через его руки.

Пока он выходил, Жипси вошла в его кабинет и, предчувствуя опасность, подбежала к камину и разрядила револьвер.

«Так-то лучше, — подумала она. — Теперь надо послать Кавальона за господином Вердюре и предупредить его обо всем, — время еще есть.»

Она сошла вниз и послала молодого приказчика к Александре.

Часом позже госпожа Фовель оделась, приказала подать себе карету и куда-то уехала.

А господин Фовель, который еще заранее послал за извозчиком, помчался вслед за нею.

«Боже мой!.. — подумала Нина. — Если господин Вердюре не поспеет вовремя, то госпожа Фовель и Рауль погибли».

В тот день, когда маркиз Кламеран понял, что между ним и Мадленой существует единственное препятствие — это Рауль Лагор, он решил устранить это препятствие.

На другой же день он принял к этому меры. И когда Рауль, возвращаясь в полночь к себе в Везине, шел пешком от станции железной дороги, на него напали какие-то три человека, которые настойчиво хотели посмотреть, который час на его часах.

Несмотря на свое слабое телосложение, Рауль со страшной силой отбросил своих врагов, сильно поранив себе левую руку. Другого вреда он от них не потерпел.

Двумя днями позже в кафе, которое он часто посещал, какой-то высокий господин, совершенно ему незнакомый, стал к нему придираться без всяких поводов и кончил тем, что с вызовом бросил ему свою визитную карточку, сказав, что готов к его услугам и может дать ему удовлетворение когда и где угодно.

Узнав от госпожи Фовель, что Мадлена поставила Кламерану условия, он понял, какой громадный интерес имел маркиз в том, чтобы отделаться от него, не впутывая в дело юстицию. И чувство гнева обуяло его, но к этому чувству присоединился еще и весьма естественный страх за себя. Он видел, что его жизнь, которой угрожают преступники более смелые, чем сам Кламеран, находится на волоске.

Два раза ему повезло, в третий уже можно было ждать роковой развязки.

Зная своего соучастника, он стал видеть вокруг себя одни только козни. Смерть вставала перед ним во всех ее формах. Он одинаково боялся и выходить и оставаться дома. Он боялся яда так же, как и оружия.

В каждом блюде, как бы изысканно оно ему ни подавалось, он видел один только стрихнин.

Продолжать так жить было невозможно, и из желания мстить столько же, сколько и из желания жить, он решил принять свои меры.

— Лучше убить его, чем быть убитым им, — рассудил он.

И он счел самым подходящим способом разрушить комбинации Кламерана и помешать его женитьбе. При этом он был искренне убежден, что, приняв сторону Мадлены и ее тетки, он вырвет их из рук Кламерана.

Ввиду этого-то решения, которое он так долго обдумывал, он и написал госпоже Фовель письмо, приглашая ее к себе.

Бедная женщина не замедлила явиться. Она приехала в Везине к назначенному часу, дрожа при одной только мысли о новых требованиях и угрозах.

Но она обманулась.

— Я заставлял тебя так страдать, мама, — заговорил он своим льстивым голосом, — я раскаиваюсь в этом, выслушай меня…

Но он не мог далее говорить. Дверь с шумом отворилась, и он с ужасом отступил назад.

С револьвером в руках на пороге появился сам господин Фовель.