Эдгар Уоллес - Загадка железного алиби (сборник)

А раз уж вы так любите тайны, я собираюсь познакомить вас с той странной цепочкой событий, которая привела меня сюда.

За первым звеном цепи мы должны вернуться в Интерлакен. Вы там еще не были? Тихий городок в живописном месте между двумя мерцающими озерами с величественной Юнгфрау в качестве декорации. Из обеденного зала одного приносящего удачу отеля вы могли бы видеть ее заснеженную вершину, окрашенную вечерней зарей в темно-розовый цвет. Тогда вы не сказали бы о клубнике: „Я ненавижу ее“. Как и вообще о чем-то другом на земле.

Месяц назад я был в Интерлакене. Однажды вечером после обеда я прогуливался по главной улице, где все отели и магазины выстроились на фоне великолепной горы. Перед одним из магазинов я увидел коллекцию тростей и остановился, чтобы подобрать себе подходящую для восхождений. Почти тут же подошел молодой англичанин, который тоже стал осматривать трости.

Я выбрал себе ту, что меня устраивала, и собрался позвать продавца, когда англичанин обратился ко мне. Довольно молодой, худощавый, с приметной внешностью, он выглядел так, словно только что принял ванну, что, по моему глубокому убеждению, и позволило англичанам завоевать авторитет у населения таких колоний, как Египет или Индия, где мужчины не отличаются чистоплотностью.

— Ээ… извините, старина, — произнес он. — Если вы не против, советую вам выбрать другую трость. Эта недостаточно крепка для восхождений в горы. Я бы порекомендовал…

Сказать, что я удивился, было бы слишком мягко. Если вы хорошо знаете англичан, вам известно, что они не привыкли заговаривать с незнакомцами даже в самых сложных обстоятельствах. И вот представитель этого высокомерного племени внезапно вмешивается в процесс выбора мною трости. Все кончилось тем, что я купил ту трость, которую предложил он, и затем мы вместе направились к моему отелю, причем он болтал по дороге о том о сем так, как не принято у британцев.

Зайдя в курзал, мы послушали музыку, выпили и выбросили пару франков на „маленьких лошадок“. Он проводил меня до веранды моего отеля. Меня удивило, что, уходя, он уже обращался со мной как со старым другом и даже пообещал навестить меня завтра утром.

Поразмыслив, я решил, что Арчибальд Энрайт — а именно так он назвался — всего лишь ловец удачи, который из-за крайней нужды в деньгах предпочел забыть о своей британской исключительности. Завтра, подумал я, мне предстоит стать его очередной жертвой.

Но моя догадка оказалась ошибочной: похоже, денег у Энрайта вполне хватало. В первый вечер я упомянул, что собираюсь скоро посетить Лондон, и он часто вспоминал об этом в разговоре. Незадолго до того как мне предстояло покинуть Интерлакен, он стал высказывать предложение, чтобы я познакомился с некоторыми его родственниками в Англии. Это уж вообще было что-то неслыханное и совершенно беспрецедентное.

Тем не менее, когда мы прощались, он сунул мне в руку рекомендательное письмо своему кузену Стивену Фрейзер-Фриеру, капитану Двенадцатого кавалерийского полка Индийской армии, который, по его словам, будет рад принять меня в своем доме в Лондоне, где он находился — или будет находиться — в это время в отпуске без содержания.

— Стивен — отличный парень, — сказал Энрайт. — Он с радостью поможет вам сориентироваться в городе. Передайте ему, старина, мои наилучшие пожелания!

Разумеется, я взял письмо. Но все это дело меня очень удивило. Что бы означало такое теплое отношение Арчи ко мне? Зачем он хотел навязать меня своему кузену, когда этот джентльмен, вернувшись домой после двух лет, проведенных в Индии, несомненно, будет занят делами по горло? Я бы наверняка не стал передавать это письмо, если бы Арчи, проявив большую настойчивость, не вытянул у меня обещание это сделать. Я знавал многих английских джентльменов и понимал, что, за исключением Арчи, они люди не того сорта, чтобы принимать с распростертыми объятиями странствующего американца, явившегося с простым письмом. Через некоторое время я прибыл в Лондон. Здесь я встретил приятеля, как раз отплывающего домой, и он рассказал мне о своем печальном опыте с рекомендательными письмами. О том, как адресаты встречали его холодными, отчужденными взглядами, в которых выражалось откровенное „Дорогой, какого черта вы ко мне лезете?“ Причем, как он сказал, все эти люди были вполне доброжелательными. Они просто не терпели чужаков. Это обычное свойство всех англичан — за исключением Арчи.

Словом, я выбросил письмо капитану Фрейзер-Фриеру из головы. У меня были в Лондоне деловые знакомства и несколько приятелей-англичан, которые, как всегда, встретили меня радушно и приветливо. Но в моем бизнесе многочисленные знакомства полезны, и через неделю после приезда я все-таки решил однажды после обеда заглянуть к моему капитану. Я сказал себе, что, возможно, этот англичанин немного оттаял в жарком горниле Индии. А если нет, вреда мне это не принесет.

Вот тогда-то я и пришел в первый раз в этот дом в Адельфи-Террас, потому что именно этот адрес назвал мне Арчи. Меня впустил Уолтерс, и я узнал от него, что капитан Фрейзер-Фриер еще не прибыл из Индии. Его квартира была готова — он оставлял ее за собой на время отсутствия, что, похоже, было здесь принято, — и его ожидали в самое ближайшее время. Возможно, заметил Уолтерс, жена помнит точную дату его приезда. Он оставил меня в нижнем холле, а сам отправился уточнить у нее.

Ожидая его, я подошел к задней стене холла. И там сквозь открытое по случаю летней жары окно впервые увидел тот дворик, который люблю в Лондоне больше всего: покрытые плющом старинные кирпичные стены; аккуратные дорожки между цветочными клумбами; деревенская скамья; волшебные ворота. Казалось невероятным, что снаружи находится один из крупнейших городов мира с его бедностью и богатством, радостями и печалями, гулом и грохотом. Здесь же был сад из книг Джейн Остин для прекрасных леди и учтивых джентльменов, здесь был сад, где можно мечтать, сад, который можно любить и лелеять.

Когда Уолтерс вернулся и сообщил, что его жена не уверена относительно точной даты возвращения капитана, я начал восторгаться двориком. И сразу же завоевал его дружбу. Я искал тихую квартиру подальше от отеля и с радостью узнал, что на втором этаже, как раз под жилищем капитана, сдается подходящая.

Уолтерс сообщил мне адрес агента, и, выдержав испытание, которое вряд ли было бы строже, если бы я просил руки дочери старшего партнера, мне разрешили поселиться там. Садик стал моим!

А капитан? Через три дня после прибытия сюда я в первый раз услышал над собой стук его военных башмаков. И вновь у меня возникли сомнения. Мне хотелось оставить письмо Арчи в своем письменном столе и ограничить знакомство с соседом только стуком его шагов над моей головой. Я даже решил, что, вероятно, сглупил, когда поселился в одном доме с ним. Но я представился Уолтерсу знакомым капитана, и смотритель незамедлительно сообщил мне о благополучном возвращении „моего друга“ домой.