Роман Добрый - Путилин и Петербургский Джек-потрошитель

— Да в чем же дело? — нетерпеливо вырвалось у Путилина.

— Дело в том, что я совершенно напрасно побеспокоил вас всех, господа, и в особенности вас, глубокоуважаемый господин Путилин. Дочь моя вовсе не похищена.

— Как? — вырвался у всех изумленный возглас.

— Я получил от нее письмо.

— Вы получили письмо от вашей дочери?

— Да.

Начальник одесской сыскной полиции торжествующе поглядел на жандармского полковника.

— Что я вам говорил? Не был я прав? — тихо прошептал он тому на ухо.

— H-да… — развел тот руками.

— Вы можете мне показать, господин Назимов, это письмо? — твердо произнес Путилин.

— Я даже обязан это сделать. Я так виноват перед вами, что обеспокоил вас, ваше превосходительство.

Назимов трясущимися руками вынул из бумажника письмо и подал его великому сыщику.

— Вы позволите прочесть его вслух? — обратился Путилин к несчастному отцу.

— Делайте, что хотите! — с отчаянием махнул рукой Назимов.

Нервы его сдали.

Он глухо зарыдал, тряся седой головой, бессильно опустился на широкий кожаный диван.

Я присутствовал при этой сцене, и я счел своей обязанностью врача оказать медицинскую помощь Назимову.

— Итак, господа, прошу вас выслушать письмо, — раздался бесстрастный голос Путилина.

И он начал читать:

«Мои дорогие папа и мама! Простите меня за тот обман, который я разыграла перед вами, и знайте, что на самом деле я вовсе не похищена, а увезена по доброй воле. У меня не хватило смелости признаться вам в том, что я полюбила человека, за которого, я знаю, вы не согласились бы отдать меня замуж. Наши же отношения зашли так далеко, что брак необходим. Сию минуту я не рискую явиться к вам; под влиянием остроты момента вы навряд ли отнесетесь ко мне с великодушным милосердием. Пишу вам для того, чтобы успокоить вас, что я жива, здорова, день и ночь думаю о вас и о том моменте, когда вы простите вашу нежно вас любящую дочь. Я приду к вам, дорогие папа и мама, через несколько месяцев. Примете ли вы тогда вашу Женю, которая невольно причинила вам столько тревог, волнений? Я счастлива: я полюбила хорошего человека, с которым и пойду вместе, рука об руку, по жизненному пути и вскоре упаду к вашим ногам. Ваша Женя ».

Все были поражены.

— Вот оно что! — в раздумьи протянул жандармский полковник. — Самый обыкновенный случай увлечения молодости.

— М-да, — послышались разочарованные голоса. Назимов, правда тише, но все еще рыдал.

— Так что, наше вмешательство теперь излишне? Или вам угодно продолжать все-таки поиски вашей дочери? — спросил отца начальник одесской сыскной полиции.

Старик сокрушенно махнул рукой.

— Что уж теперь искать? Все равно дело сделано. Господи, стыд-то, позор какой! Осрамила, ославила! Мог ли я думать, что она, моя Женечка, выкинет такую штуку?

Путилин внимательно рассматривал письмо беглянки.

— Вы убеждены, что это почерк вашей дочери? — вдруг быстро, неожиданно задал он вопрос Назимову.

— Да. Ее, ее почерк.

— Вы твердо в этом уверены?

— Мне ли не знать почерка дочери моей? — уныло ответил Назимов.

— У вас нет ли с собой чего-либо, написанного ею, кроме этого письма?

— Да вот, дорогой господин Путилин, ее поздравление, когда она уезжала в Москву.

Путилин так же пристально стал разглядывать розовый листок бумаги.

— Да, да, это почерк вашей дочери. Ну, что делать, я прокатился, кажется, зря в Одессу. Это первый случай в моей практике. Во всяком случае, я очень рад, что дело не носит кровавого характера. Могло быть хуже. Прощайте, господа!

Все бросились к Путилину.

— Вы уже собираетесь уезжать, ваше превосходительство? Вы бы хоть отдохнули. Ах, боже мой, такой необыкновенный случай, зря обеспокоили вас…

— Ничего, ничего, господа… — ответил великий сыщик.

Назимов со слезами на глазах благодарил и извинялся…

Мы приехали в «Европейскую» гостиницу, где остановился Путилин.

— Не правда ли, доктор, мы сыграли дурака?

— Ты-то тут при чем, Иван Дмитриевич?.. Обидно, конечно… Когда же мы едем?

— Да сегодняшнюю ночь надо провести еще здесь. Признаться, устал я изрядно, путь от Петербурга до Одессы не ближний.

Утомленный, я прилег на оттоманку и задремал. Когда я очнулся от сладкой дремоты, Путилина в номере не было. «Великолепный» наряд еврейского джентльмена лежал на кресле; чемодан был раскрыт. Валялись краски, гримировальные карандаши.

Как потом оказалось, Путилин, переодевшись и загримировавшись, оставил меня спящего и вышел из гостиницы.

Одесса еще и не думала о сне.

Город заграничного типа любил вечернюю и даже ночную жизнь.

Когда знаменитый сыщик очутился на широком тротуаре нарядной улицы, он невольно задал себе вопрос:

— Ну-с, что же теперь делать? Предо мной огромный город, который я к тому же и не знаю. В этом городе я хочу отыскать исчезнувшую девушку. В руках у меня никаких следов, за исключением письма. Отступить?

Эта мысль привела Путилина в бешенство.

Отступать! Ему, который еще никогда не пасовал, придется бросить карты и прекратить игру?

«Но ведь это чистое безумие! Найти немыслимо. Помощи от одесских коллег ждать нечего. Уезжай, уезжай!» — шептал ему таинственный голос.

— А моя «кривая»? А что если я не ошибся? — Путилин нанял фаэтон и велел везти себя в порт. Там он побывал в главной пароходной конторе. Несмотря на вечерний час его карточка возымела действие, и он получил все необходимые ему сведения.

— Так что на этих днях в Константинополь пароход не отправлялся?

— Нет.

— А когда будет отправка?

— Завтра в три часа дня.

— Благодарю вас.

Путилин сел в фаэтон и обратился к кучеру:

— Скажи, любезный, какой у вас самый дорогой, самый шикарный веселый дом?

Извозчик, подумав, ответил:

— Вези меня туда. Ты подождешь меня, я тебе щедро заплачу.

С чувством глубокого отвращения, а вместе с тем и искренней жалости к горемычным обитательницам притона, входил туда Путилин.

«Что делать, мы, как и доктора, обязаны для пользы дела входить всюду…» — шептал он про себя.

Чтобы не показаться «подозрительным», ему пришлось притвориться пьяным.

— Шампанского! — слегка заплетающимся языком отдал он приказ нарядной, но отвратительной мегере. Засуетились все.

— Кажется, «гость» — богатый и важный, — послышался шепот.

И вскоре благороднейший сыщик сидел в комнатке с розовым фонарем и беседовал с миловидной, но сильно накрашенной барышней.

— Скажите, как вы попали сюда? Как, вообще, вербуются новенькие в это печальное место?

Путилин вынул пятьдесят рублей и подал девушке.

— Возьмите себе на конфеты за то, что поболтаете со мной. Я — очень любознательный человек.