Буало-Нарсежак - Любимец зрителей. Полное собрание сочинений. Том 9

Я вытягиваюсь на кровати. У меня болит спина, поясница. Это помогает шевелить мозгами. Да и безотлагательность решения придает ума. Через неделю выборы. Пусть пройдут. Мне нужно, чтобы меня не отвлекал этот необъяснимый психоз, охвативший телевидение, радио, газеты, волны которого доходят даже до моего уединенного жилища. Я должен до конца проникнуться мыслью, что Шамбон отныне представляет опасность. Кроме того, я не допускаю мысли, что он наложит на Изу свои грязные лапы. У меня нет выбора. Но я уже угадываю извилистую тропинку к окончательному решению. Прежде всего, подготовить Изу, что не составит особого труда, так как я для нее, если осмелюсь так выразиться, единственный путь к истине и жизни. Иза! Милая!

Она придет сегодня, как и каждый вечер, после смерти Фромана. Чтобы удостовериться, что у меня все под рукой, ночник на месте, кресло там, где ему и положено быть, не слишком далеко и не слишком близко, костыли там, где я смогу легко достать, если понадобится. Взобьет подушки. Она будет здесь, я люблю ее движения, ее запах, ее ласковые, нежные руки, обнимающие меня за шею. На этот раз она почти ничего не узнает. Не хочу подвергать ее ни малейшему риску. Я только скажу: «Иди ко мне. Поговорим о Марселе».

Она запротестует: «Нет, он меня преследует повсюду. Я еще и здесь должна слушать о нем?»

Она очень живая, в ней кипит страсть, мне нравится, когда ее глаза горят от гнева. Я уже подготовил свою речь.

— Иза, мне кажется, что мы сможем удалить Марселя, если ты мне поможешь.

Глупо. Как будто я забыл, что она всегда соглашается со мной, со всеми бредовыми идеями, еще с тех пор, когда я изобретал самые дикие акробатические номера. Я уверен в ней больше, чем в самом себе. Я продолжаю:

— Он с ума по тебе сходит и не знает, как привлечь твое внимание. Что ты хочешь, он такой. Ему нужно, чтобы на него смотрели, чтобы с ним возились; я думаю, он всегда мечтал стать для кого-нибудь кумиром. А ты обращаешься с ним, в его же доме, как с чужим.

Иза недовольна:

— А что, если я встану на сторону Шамбона?

— Успокойся, малышка! То, что происходит, — это моя ошибка. Это я тебе сказал после смерти Фромана: «Плюнь ты на этого идиота». Так вот, я ошибся. Я думал, он в моих руках. Но он поверил, что ты любишь его. Вот, пожалуйста… Теперь он способен на все, чтобы ты к нему вернулась. Он больше не владеет собой.

Я заставляю себя рассмеяться, давая ей понять, что наше положение не так уж трагично. Я никогда не мог спокойно видеть тревогу в ее глазах.

— Так вот. В одном лице он и злодей, который кричит: «Стань моей, или я все скажу», и добряк, который умоляет: «Взгляни на меня, или я умру». Он настоящий трагедийный актер, этот парень. Но он способен нас погубить. Самое время его обуздать.

— Но как?

Милая маленькая Иза! Она слушается меня точно так же, как и этот кошмарный Шамбон. Надо думать, рассказать я умею!

— Как? Очень просто. Слушай меня внимательно. Мы с ним составим два-три анонимных письма с угрозами, адресованными Фроману, и ты найдешь их, наводя порядок в письменном столе твоего мужа.

— Не понимаю.

— Да, охваченная волнением, покажешь их Шамбону. Вот! Фроман получал письма с угрозами. Вот почему он застрелился… И если взялись за него, почему бы теперь не разделаться с его семьей? И ты вскричишь: «О! Вы тоже в опасности, Марсель!» Он тут же примет игру. Он тебе покорно скажет: «Да, я тоже на крючке. Странные звонки по телефону… Но что мне могут сделать? От чего мне защищаться? Я так мало дорожу жизнью». А ты ответишь: «Злой мальчик! Разве вы не знаете, как я вас люблю!»

Мы смеемся, мы всегда радовались вместе, как дети. Но Иза берет себя в руки.

— Если я ему это скажу, его больше не удержишь.

— Вот и нет. Конечно, он будет без ума от радости. Прослыть жертвой в глазах женщины, которую любишь, какая роль! В этот момент, чтобы показать, какую нежность ты испытываешь к нему, ты порекомендуешь ему уехать ненадолго, например в Гавр, он не осмелится отказаться.

— А если он все же не согласится?

— Да ты что?

Я открываю глаза. Я один. Да, очевидно, откажется. Надо думать. Мой план готов. С такими людьми, как он, медлить нельзя.

Ход с анонимными письмами пришелся Шамбону по душе. Он их никогда не писал, но втайне лелеял мечту написать. Власть, приобретаемая без всякого риска, — как раз то, что может сладострастно искушать такого садомазохиста, как он. Я снова взял верх. Для него — это такой простой способ выглядеть героем, если не гением, перед Изой. Он чувствует себя вольготно в роли жертвы. В роли убийцы он был не хуже. Но нужно признать, что он был лишь помощником палача. Его заместителем. Немного слугой. В то время, как сейчас… За ним следят, в него целятся. Он начитался в прессе исповедей убийц. Конечно, никто и не собирается следить за ним, изучать его привычки, чтобы выбрать удобный момент и прикончить. Но можно сделать… Можно сыграть. По моему сигналу он войдет в роль персонажа, жизнь которого висит на волоске. Естественно, если Иза проявит к нему немного интереса, он не подставит себя под пули. Он примет меры предосторожности. Ах, какие чудесные мгновения ждут нас! Какие диалоги! Я уверен, что мы увидим проявление редчайших человеческих чувств. Что не помешает ему взвесить предстоящее предложение. Я знавал когда-то таких трусливых хвастунов, находивших неисчислимые препятствия прежде, чем начать действовать. «Иза! Почему ей могла прийти мысль разобрать бумаги покойного? Почему не сразу? Что она надеялась найти? И зачем…»

— Послушай, Марсель, а ты не струсишь? — спросил я.

Невыносимое оскорбление. Он тут же заартачился.

— Послушайте, вы же меня знаете. Знаете, что я также способен нападать. Но вы меня научили, что нужно все рассчитать. Естественно, я задаю вопросы.

— Хорошо. Ответ первый. Нормально, что жена, когда проходит приступ горя, Хочет узнать хоть что-нибудь о прошлом покойного. Поставь себя на ее место. Или я мог подать ей идею. Ответ второй. Ее траур длится не так уж и долго. Вполне естественно, что в ней именно сейчас пробудилось любопытство. Ответ номер три. Ее неотступно преследует мысль о самоубийстве. Может быть, она надеется обнаружить что-то, письмо или черновик, который объяснил бы необъяснимое.

— А кто напишет анонимные письма? Только не я. У меня характерный почерк. Даже если я попытаюсь изменить его…

— Мы вырежем буквы из газет.

— А кто нам докажет, что Иза найдет их?

— Мы их изомнем, будто Фроман собирался их выбросить, и положим их среди всяких ненужных вещей, старых карандашей, использованных марок, ластиков. Она обязательно заметит их.

— Сколько надо писем?

— Два или три. Не больше. Но нужно все так устроить, чтобы Иза подумала, что были и другие письма.