Буало-Нарсежак - Любимец зрителей. Полное собрание сочинений. Том 9

— Я подам жалобу, — кричит Шамбон. — Я прошу, чтобы мой телефон поставили на прослушивание.

— Это ваше право, дорогой мсье.

— Я также прошу установить наблюдение за замком.

Комиссар смотрит на меня и на Изу, как будто хочет, чтобы мы были свидетелями. Он кладет оба письма в карман.

— Это слишком. У меня не хватает людей. И потом, еще кое-что, о чем вы забыли… Вы знаете результаты выборов. Ваши друзья проиграли. Извините за откровенность, но власти считают, что мы слишком долго занимаемся Фроманом.

— Председателем Фроманом, — поправляет Шамбон.

— Пусть так. Председателем Фроманом.

— Совершено преступление! — говорит Шамбон.

— Обычное самоубийство, — сухо заключает Дрё.

— Вы ничего не предпримете? Если меня убьют, вы умоете руки?

— Никто вас не убьет, — утверждает Дрё. — А сейчас, если позволите… У меня много других дел.

Он приветствует всех троих и собирается уходить.

— Вы ошибаетесь, господин комиссар, — бросает ему вдогонку Шамбон. — У нас есть поддержка.

— Я рад за вас, — отвечает комиссар и уходит.

Иза его провожает. Шамбон возвращается в кабинет вне себя от гнева.

— Это им не пройдет, — кричит он. — Кто мне подложил такую свинью?

— Успокойся, Марсель.

— О да! Вам хорошо.

— Честное слово, ты в самом деле думаешь, что тебе угрожают? Проснись. Ты прекрасно знаешь, что все это вранье. Мы хотели ввести в заблуждение Изу, вот и все.

У него потерянный вид. Он трет пальцами глаза.

— Я уже не знаю, на каком я свете, — бормочет он. — У меня нет никакого желания ехать в Гавр или куда-то еще. У вас есть идея?

— Конечно. Но мне нужно немного времени. Ты не должен показывать Изе, что ты обижен грубостями комиссара. Ты должен быть выше этого. Осторожно, Иза идет.

Она входит в кабинет. Протягивает Шамбону коробочку.

— Мы все немного сошли с ума, — говорит она. — Вы очень милы, Марсель. Но я не могу это принять.

— Прошу вас.

Взглядом я даю ей понять, что это больше не имеет значения. Она не понимает, чего я хочу, но послушно разыгрывает взволнованное смущение.

— Хорошо, Марсель. С одним условием. Берегите себя.

Открывает футляр и, любуясь камнем:

— Это не разумно.

— Нет, — возражает Шамбон. — Вы говорите, как моя мать, дорогая Иза. Но мне надоело быть разумным. Если бы вы знали, что я уже сделал ради вас!.. Спросите у своего брата.

Он больше не владеет собой. Я беру его за руку.

— Хватит говорить Бог знает что, Марсель. Раз Дрё тебя бросил, мы сами предпримем что-нибудь. Жду тебя в своей комнате.

— Слушайтесь Ришара, — советует Иза. — Он — осторожный.

— Хорошо. До скорой встречи… Иза, я счастлив.

Он посылает ей воздушный поцелуй.

— Плюнь, — шепчет мне Иза. — Не сердись.

Вот мы и одни.

— Что ты задумал? — спрашивает она.

Точно такой же вопрос задал мне и Шамбон. Я машинально отвечаю:

— Конечно, но мне нужно немного времени.

На самом деле я уже все обдумал. Я знаю, где мой главный козырь. Реликвия прошлых дней. Я его всегда содержал в хорошем состоянии. Он мне был необходим, когда я участвовал в гангстерских фильмах. Я стрелял только холостыми патронами. Случалось, я думал: «Какая жалость! Такое оружие! Словно надеваю на него намордник». На этот раз мы поиграем с огнем. До сегодняшнего дня я выигрывал у Дрё. Вы никогда меня не поймаете, комиссар.

В ожидании Шамбона я отыскал револьвер в глубине платяного шкафа. Я потрогал свои гетры мотоциклиста. Бог мой! Я и забыл про них. Я вынужден был сесть, потому что нервная судорога стянула мне желудок. Все, что я настойчиво старался забыть, всю украденную у меня радость, счастье, которое больше не вернется! Я задыхался! Когда вошел Шамбон, он застал меня, нежно гладящего лежащие на коленях гетры, как будто я ласкал кошку.

— Во что вы играете? Что это такое?

— Сам видишь. На, потрогай.

Он с опаской дотронулся.

— Я только что нашел их. Это для меня многое значит… Сохрани их. Я их надевал в фильме, который имел огромный успех: «На Дакар». Не помнишь? Нет? Ладно. Ты даришь бриллианты. Я дарю то, что есть у меня. Не будем больше об этом говорить.

Он с уважением положил их на кровать.

— Хорошо. Спасибо.

Он закурил свою ужасную сигару, я трубку. Молчим. Я начинаю:

— Ты обратил внимание? Он не бросил письма в мусорный ящик. Он положил их в карман.

— Ну и что?

— По-моему, он хочет отдать их на экспертизу. Надеется найти отпечатки. Он только делал вид, что смеется над нами, но он добросовестный, этот комиссар. Я могу ошибаться, но я почти уверен, что не так уж легкомысленно он отнесся к этим угрозам. Только что же ему делать? Прослушивать твой телефон? Он не имеет права. Это целая история — установить прослушивание. Он предпочел нагрубить, чтобы нас успокоить.

— Да, — ворчит Шамбон. — В результате твоя сестра не восприняла меня всерьез.

— Ты ошибаешься. Естественно, если мы ничего не предпримем, если жизнь войдет в свое колесо, Иза будет думать, что наши опасения были преувеличены.

— И отдалится от меня, — заключил он.

— Дай мне договорить. Нужно, чтобы она испытала к тебе ну что ли благодарность, понимаешь? Сейчас ее раздирают угрызения совести и любовь, в которой она не признается. Я ее хорошо знаю. Она уже заволновалась, когда подумала, что ты в опасности. Она оценила твою преданность. Ее потянуло к тебе. Но то, что она чувствует, это только зарождающаяся любовь. Для того чтобы она цвела, нужно, чтобы ты подвергся настоящей опасности. Если хоть раз она испугается за тебя, считай, ты выиграл.

Он слушает меня с таким вниманием и доверием, что мне становится стыдно. Как будто я готовлюсь забить сбесившееся, опасное, но когда-то преданное животное.

— Что вы предлагаете? — спросил он. — Чтобы я организовал покушение на себя самого?

— Конечно.

Он сам сделал первый шаг.

— Я не очень хорошо понимаю. Какое покушение? Кто на меня нападет?

— Не торопись. Сначала скажи, ты считаешь, что я прав? Потому что я не хочу тебя заставлять. Тебе решать.

— Я люблю Изу, — сказал он.

Идиот. Конечно, он сам меня заставил. Я спокойно раскуриваю трубку. Преимущество трубки в том, что она все время гаснет, и, если медленно зажигать спичку, можно отпустить поводья мысли и увидеть, какой путь лучше выбрать.

— Забудем об Изе, — сказал я. — Ты считаешь себя способным работать в кабинете твоего дяди?

— Почему бы и нет?

— Покажется ли это естественным, если ты принесешь дела домой, чтобы закончить работу?

— Я не должен никому отдавать отчет. Стало быть…

— Но необходимо, чтобы это знали окружающие. У тебя есть секретарь?

— Конечно.

— Ты можешь ему сказать, например: «Оставьте эти бумаги. Я просмотрю их дома». Что-нибудь в этом роде.

— Естественно, могу. Но что вы задумали?