Буало-Нарсежак - Любимец зрителей. Полное собрание сочинений. Том 9

«Неужели я становлюсь подлой?» — подумала, оставшись одна, Ирен. Она быстро позавтракала, на минуту остановилась возле аквариума. Может, она бы закурила, если бы сигареты были у нее под рукой. Теперь она понимала, почему Жак так много курил. Беспокойство. Страх перед тем, что будет, перед тем, чего хочешь или боишься, что призываешь и чего избегаешь. «Нет уж, — думала она, — я наверх больше не пойду. Прежде всего, что мне там делать?» Она пошла за картами, начала раскладывать пасьянс, получится ли? И вдруг рассмеялась. Да у меня уже ничего не получилось! Будто что-то еще могло получиться! Она смешала карты и даже не дала себе труда сложить их. Как можно бесшумнее она поднялась на чердак. Она старалась приглушить шаги не из-за кого-нибудь. Из-за себя самой, чтобы не слышать себя и не задавать себе вопросов.

Она подошла к окошку. В саду было пусто. Еще слишком рано. Она села на большой чемодан, покрутила бинокль и снова заняла свой наблюдательный пост. Никого. «Но что, интересно, она делает? Сейчас самое время гулять. Воздух нежен и приятен. Она не знает, как надо обращаться с ребенком».

Ирен обошла чердак, остановилась перед кубками, на основаниях которых были выгравированы названия городов, где Жак одерживал победы: Брюссель… Экс-Лa-Шапель… Виши… В Виши ее кобыла два раза дала сбой, а у Жака был триумф. Забавно, она больше не сердилась на него за это, ну, почти нет. В конце концов, он ведь тоже все потерял из-за Патриса. И теперь тайна навсегда останется между ними. Патрис!

Она услышала, как катится по гравию коляска, и поспешила к окну. Амалия усадила ребенка, обложив его подушками, и он, глупо улыбаясь, хлопал в ладоши. Ирен пожирала его глазами. Волосы у него были действительно темно-русые, и изящные завитки вились над его лбом. Он схватил свой палец и запихнул его в рот, вдруг став очень серьезным и сосредоточенным. Движение коляски укачивало его. Он смыкал глаза, уже охваченные сном, но еще упорно сосал палец. Амалия направлялась к беседке, где, конечно, собиралась сесть и повязать. Ирен подтащила старый чемодан к окошку и удобно устроилась. Но Амалия миновала беседку и пошла дальше, к пруду. Бинокль был все время нацелен на спящего ребенка. Но картинка становилась все меньше и меньше. Ирен отняла бинокль от глаз. «Могла бы и оставить мне его», — подумала она. Решение было принято, пока она спускалась по лестнице. Она позвонила нотариусу.

— Альбер, помните, вы мне недавно предлагали, если я захочу погостить у вас несколько дней…

— Ну конечно же. Как только вам будет угодно.

— Я подумала… А если бы… сейчас… вы бы смогли меня принять? Я устала от этого дома. И потом, здесь меня осаждают воспоминания.

— Ну так дорогая моя Ирен, считайте, что мы договорились. Сюзанна заедет за вами.

— Нет! Нет! Не беспокойте ее. Меня отвезет Жюссом. Спасибо. Вы, правда, оба очень любезны. Я вам не надоем, будьте спокойны. Три-четыре дня, не больше. Просто чтобы немного отвлечься.

Она в спешке собрала чемодан.

— Я понимаю, мадам необходимо общаться с людьми, — сказала Франсуаза. — Лa-Рошетт — это немного тоскливо. И потом, мадам здесь ничего не держит.

Жюссом уже подкатил к крыльцу.

— Счастливо, — снова заговорила Франсуаза. — Пусть мадам развлечется немного. Доброго пути.

Три дня все было спокойно. Ирен и Сюзанна бродили по улицам, останавливаясь то перед ювелирным магазином, то перед модной лавочкой. «Смотрите-ка, Ирен, вот этот костюмчик… Как он пойдет вам! Не будете же вы всю жизнь ходить в черном!» Была прекрасная погода. Было прекрасно обо всем забыть. Где-то за кулисами жизни продолжалось следствие. А Ирен не хотела и знать о нем. Ей нравилось, что ее повсюду водят, радостно было скромно смешиваться с толпой и замечать в витрине собственный силуэт, будто дружелюбную спутницу. Но потом, на четвертый день, поджидая Сюзанну, которая покупала журнал «Элль», Ирен рассеянно поглядела на одну из витрин. Там было бесконечное множество детских одежек: комбинезончики, пальтишки, чепчики, пижамки, а дальше, на прилавке — вязаные башмачки, украшенные голубыми ленточками. Ирен не могла оторвать от них глаз.

— Идемте же, — позвала Сюзанна.

Ирен покорно пошла за ней. Говорить ей не хотелось.

— Давайте выпьем по чашечке чаю, — предложила Сюзанна. — Вы устали.

Они вошли в кондитерскую, и Ирен согласилась съесть ромовую бабу.

— Простите меня, — заговорила она. — Я все думаю про эти маленькие туфельки.

— Ну что вы, — сказала Сюзанна, — не надо так болезненно реагировать.

— Да нет. Не в этом дело. Совсем не в этом. Я говорила вам, что отдала Амалии все вещи Патриса? Так я теперь не знаю, правильно ли я поступила. Что она обо мне подумала? Конечно, она меня поблагодарила. Но в глубине души… Вам не трудно вернуться со мной в этот магазин? Я бы купила что-нибудь для ее сына.

— Честно говоря, Ирен, я не понимаю вас.

— Ну как же. Я вам сейчас объясню. Амалия не может простить себе, что не смогла защитить Патриса. А я… Господи, все это очень сложно… Ну вот, если так понятнее, я бы на ее месте, получая эти вещи, подумала бы: «Не презирает ли она меня, вот так избавляясь от всех этих вещичек, сплавляя их мне?..» Понимаете? Так вот, если сейчас я сделаю подарок Жулиу, я сглажу прошлое… На Жулиу мне плевать. Но я не хочу, чтобы его мать считала меня не такой, какая я есть.

— О! Бедная моя, как же вы умеете себя мучить. Ну хорошо, идемте покупать этот подарок.

Они долго выбирали, получая от этого удовольствие.

— Чудесно! — говорила Сюзанна. — Я прямо бабушкой себя чувствую.

Ирен купила вязаные башмачки и чепчик, который Сюзанна нашла восхитительным.

— Завтра, — сказала Ирен. — Надеюсь, Амалия будет довольна.

— Завтра? — удивилась Сюзанна. — Но, послушайте, вы ведь не собираетесь покинуть нас так быстро? Мы хотели, чтобы вы у нас хоть неделю пожили.

— Да, но… во-первых, я не хочу быть в тягость, а потом, когда я уезжаю из Лa-Рошетт, мне чего-то не хватает.

Сюзанна не настаивала. Ирен почувствовала, что между ними пробежал холодок, и постаралась быть милой и спокойной, но вечер тянулся бесконечно. Нотариус пригласил Тейсеров. Все старались развлечь Ирен. Подавая время от времени доброжелательные реплики, Ирен беспрестанно думала: «Что я здесь делаю? Они очень милы, но мне скучно. Боже, как мне скучно. Так скучать просто невыносимо».

У нее было ощущение, что она ждет свидания, так когда-то она считала часы до встречи с Андре. Ей было четырнадцать; а Андре — пятнадцать. Он провожал ее в Институт имени Жанны д’Арк и шел дальше в свой лицей. Им особенно нечего было сказать друг другу, но они шли бок о бок. Радостно было порой коснуться друга плечом. Радостно было перейти на «ты». Радостно было, наконец, ждать друг друга возле книжного магазина Жермена и смеясь идти вместе по улице. Они ни разу не осмелились поцеловаться. Сначала им казалось, что это глупо. Они обменивались мужественными рукопожатиями. «До завтра». — «Привет!» Но глаза их светились любовью.