Луи Байяр - Всевидящее око

Заговорить о Фрае оказалось сложнее. Но я нашел способ: я сказал, что мы могли бы прокатиться на кладбище, если это благословенное место не вызывает у нее тягостных воспоминаний. Как бы невзначай я добавил, что ей, возможно, будет интересно взглянуть на могилу Фрая, присыпанную снегом.

– Эдгар, а почему вас так заботит несчастный Фрай? – спросила Лея.

Стараясь не пробудить в ней ни малейших подозрений, я придумал весьма хитроумный ответ. Я сказал Лее, что Фрай восторгался ею и я, будучи innamorato [142], считаю делом чести выразить свою признательность каждому, кто претендовал на эту высокую роль.

– Он не годился для исполнения моих жизненных замыслов, – возразила Лея, постукивая ножкой по ковру, лежащему на дне саней.

– А кто же вам годится?

Почему-то этот простой вопрос освободил ее лицо от всех мыслей и чувств. Оно превратилось в чистый лист, на котором я не отваживался провести даже крошечный штрих.

– Вы, вот кто, – наконец ответила Лея.

Затем она нагнулась за поводьями и с веселым смехом развернула лошадь. Мы тронулись в обратный путь.

Поймите меня, Лэндор: я более не могу подозревать Артемуса. Ведь он рос и воспитывался вместе с Леей. Они слушали одни и те же сказки, повторяли одни и те же молитвы. В их характере так много общих черт. Я не верю, что Артемус способен на столь жестокое и отвратительное преступление. Разве могут два плода с одного дерева… люди, которые с такой нежностью и заботой относятся друг к другу… идти в противоположных направлениях: один к Свету, а другой – к Тьме? Это просто невозможно.

Лэндор, я молю небеса о помощи.

5 декабря

Эх, мой дорогой влюбленный петушок! Не ожидал я от тебя такой наивности. Думаешь, люди идут либо по пути света, либо по пути тьмы? А если по обоим путям сразу? Что ж, мы могли бы горячо поспорить об этом в один из вечеров. Но пока нам с тобой не до споров, ибо мы оба приглашены на обед к Маркисам.

Всю дорогу к дому доктора я раздумывал над таким внезапным поворотом сюжета. Наверное, это даже к лучшему. Даже если я ничего не узнаю, то хотя бы проверю наблюдательность своего лазутчика.

Дверь мне открыла служанка – девица с остановившимся взглядом. Чувствовалось, она явно не в духе. Вытерев рукавом нос, служанка схватила мой плащ и шляпу, неуклюже взгромоздила их на вешалку и побежала обратно на кухню. Едва она скрылась, как из двери гостиной высунулась кроличья головка миссис Маркис. Казалось, супругу доктора только что вытащили из сугроба – настолько одеревеневшим было ее лицо. Однако, заметив меня (в тот момент я стоял на коврике, тщательно стряхивая снег с сапог), она поспешила мне навстречу, всплескивая руками. Добавлю, что на ней было черное траурное платье (надо понимать, траур по лучшему другу сына).

– Как здорово, что вы пришли, мистер Лэндор! А мы тут сидим, словно пленники природной стихии. Прошу вас, проходите. Не беспокойтесь, вы великолепно отряхнули ваши сапоги.

Схватив меня под локоть (я не ожидал, что у нее такая сильная рука), миссис Маркис повела меня в гостиную. Мы успели пройти несколько шагов, когда впереди мелькнула фигура кадета четвертого класса По. До чего же он был ладен и строен в своей парадной форме. Скорее всего, парень явился сюда несколькими минутами раньше, однако миссис Маркис уставилась на него так, словно он только пришел. Неужели она страдает провалами памяти?

– Мистер Лэндор, вам доводилось встречаться с мистером По? Один раз? Одного раза явно недостаточно, чтобы оценить все достоинства этого юного джентльмена. Мистер По, я запрещаю вам краснеть. Мистер Лэндор, наш друг – удивительно талантливый поэт. Вам непременно нужно послушать продолжение его поэмы о Елене. Это просто… но где же Артемус? Ему несвойственно так опаздывать. Может, он перепутал время? Иногда он бывает преступно забывчив. И как ему не стыдно? Оставил на меня двух галантных джентльменов, которых я должна развлекать. Впрочем, я нашла выход из положения. Прошу вас, пойдемте.

Конечно же, я не ожидал увидеть миссис Маркис сломленной горем, говорящей тихим скорбным голосом. Но ее веселое и даже игривое настроение меня несколько удивило. Хозяйка повела нас в гостиную. Мы прошли по коридору, обшитому дубовыми панелями. На стенах красовались выцветшие олеографии. Одна из них, наверное, висела здесь со времен детства Леи и Артемуса – наивная картинка с назидательным стихотворением «Как пчелка, будь трудолюбив» [143]. Рядом висела другая – «Боже, благослови этот дом». Смахнув на ходу пыль со старинных напольных часов, миссис Маркис ввела нас в гостиную.

Должно быть, тебе, читатель, знакомы такие гостиные – воплощение всех представлений о семейном уюте. Кленовые кресла с витыми ножками (американский ампир), шкаф со стеклянными дверцами, на полках которого выставлены фарфоровые слоны и тигры, львиный зев и гладиолусы в вазе, украшающей каминную доску. А сам камин таких размеров, что туда можно запихнуть настоящего слона. Возле камина, держа в руках вышивальные пяльцы, сидела краснощекая молодая женщина. Это и была Лея Маркис.

Я уже собирался представиться, но миссис Маркис вдруг хлопнула себя по лбу и воскликнула:

– Боже мой! Ведь я же не продумала, кто где будет сидеть. Мистер По, могу я рассчитывать на вашу благосклонную помощь? Нам понадобится всего несколько минут, а у вас такой безупречный вкус. Я буду вам несказанно благодарна… Спасибо. Лея, ты не…

Мы так и не узнали, к чему относилось это «не». Миссис Маркис стремительно развернулась и поволокла моего юного друга в столовую.

Итак, мое официальное представление мисс Маркис не состоялось. Чтобы она не испытывала неловкости, я сел не вблизи, а на достаточном расстоянии и попытался завести разговор. Помня, в какой ужас ее повергают разговоры о погоде, я и словом не обмолвился о выпавшем снеге. Однако беседа не клеилась. Пришлось мне довольствоваться вдыханием отнюдь не божественного аромата, исходящего от моих мокрых сапог, слушать потрескивание дубовых поленьев в камине и смотреть на сугробы за окном. Когда это зрелище мне наскучило, я (соблюдая приличия) стал разглядывать Лею.

Глупо было бы ожидать совпадения ее внешности со словесным портретом, нарисованным По. Ничего удивительного: любовь затуманила ему взор, ибо его избранница была сутулой, а ее рот, столь восхищавший его, я бы назвал перезрелым. Если сравнивать Лею с Артему сом, ее лицо почти во всем проигрывало лицу брата. Нижняя челюсть, придававшая Артему су мужественности, Лею только уродовала; брови, красиво изогнутые у брата, у сестры казались излишне густыми. Но относительно ее глаз По не преувеличил – ее глаза и впрямь завораживали. Был он прав и насчет ее прекрасной фигуры. И еще в одном я согласился с его наблюдениями. Мисс Маркис отличала какая-то особая живость. Этой живостью были пронизаны все ее движения – вплоть до самых медленных. Даже когда она сидела спокойно, в ней ощущался фонтан нерастраченных сил. Лея Маркис отнюдь не собиралась покоряться судьбе.