Буало-Нарсежак - Операция Примула. Полное собрание сочинений. Том 7 [Операция Примула, Брат Иуда, В тисках, Проказа]

Он выехал на улицу, спускавшуюся к морю. Над крышами появился самолет, выглядевший громадным и медлительным, невообразимо мигая огнями, шум его еще долго оставался у нее в ушах.

— Завтра, — заметил Рене, — будет бедлам. Приезжают, уезжают. Лучше не выходить.

Он свернул на улицу Франс, объяснив, что надо сделать крюк из-за одностороннего движения. Вскоре они выехали на Променад. Вдали у горизонта еще виднелась светлая полоса, и в конце освещенной улицы угадывались очертания Антибского мыса.

— Узнаешь?

— Да, — ответила Флоранс. — Хорошо.

«Ситроен» остановился у «Бристоля».

— Ну вот, ты на месте… Остается только пожелать тебе доброй ночи.

Наступил момент, о котором она думала весь день. Но у женщины только один способ оплатить свой долг. Она положила руку на колено Рене. Он смотрел на нее взглядом обманутого юнца.

— Тебе этого хочется? — прошептала она. — Ладно, поставь машину на стоянку. Я заказала номер… на имя Энбон.

Она вылезла из машины, он передал ей чемодан. Кончиками пальцев она послала ему поцелуй.

— Я быстро, — крикнул он.

Нажав на газ, помчался к концу улицы. Гараж был еще открыт. Ночной сторож наводил порядок. Он проводил Рене на место, пятясь перед ним задом. Жестом большого пальца то вправо, то влево он корректировал направление. Затем отошел в сторону.

— Прижмитесь поближе, — сказал он. — Это поразительно! Клиенты никогда не думают о тех, кто приедет после них… Вот так. Потом придвину к стене. Оставьте ключи…

Рене был счастлив. Дал чаевые, на которые старик посмотрел с недоверчивым видом.

Рене постучал в дверь.

— Входи!

Он робко прошмыгнул в комнату. Она выкладывала вещи из чемодана на стол.

— Считается, что ты мой муж. Можно не прятаться.

Подошла к нему и обвила шею руками.

— Знаешь, Рене, я тебе сказала неправду… Иди. Я тебе объясню… Нет, оставь меня.

Осмотрелась. Из мебели были только кресло и стул. Она порывисто взяла Рене за руку и усадила на кровать. Стоя закурила сигарету, затем после небольшого колебания села рядом с ним.

— Это правда, нам не надо прятаться, — начала она, — но мне нельзя быть опрометчивой… думаю, что мы с Полем расстанемся.

Он хотел сесть поближе, но она отодвинулась.

— Не надо, выслушай серьезно. Пойми мое положение. Между Полем и мной возникла невозможная ситуация… по многим причинам… Выключи люстры, свет режет глаза.

Он встал, выключил верхний свет, включил лампу у изголовья. Еще минуту назад он держал ее в руках. Теперь же она превратилась в посетительницу, у которой проблемы. А кем стал он? Не без досады он взял стул и уселся на него подальше от кровати.

— Давай. Рассказывай.

— О! Рассказывать нечего. Плохо, вот и все.

— Он тебе изменяет?

— У него на это нет времени. На нем газета… Ты ведь ее покупаешь, значит, знаешь все.

— Жерсен — человек влиятельный, видимо, богатый, о нем много говорят. Разве ты не этого хотела?

Флоранс раздавила окурок в пепельнице, почерневшей от долгого использования.

— Не будь таким злым. Когда я с ним познакомилась, у него были амбиции, но с ним можно было говорить и даже не соглашаться.

— А сейчас?

— Мне кажется, он болен.

— Мания преследования за правду?

— Именно. Поэтому я хочу уйти. Но не хочу, чтобы он вообразил Бог знает что… что у меня любовник… что я как подстилка… Это ему только на руку. К тому же, если бы у меня был любовник, бедняжка… его можно было бы только пожалеть.

— Почему?

— Потому что Поль уничтожил бы его всеми средствами. Он любит уничтожать людей.

— А меня?

Она окинула его озабоченным взглядом.

— Тебя, Рене? К счастью, ты мне не любовник… да, знаю. Мы здесь вдвоем. Но это ничего не значит. Понимаешь, что я имею в виду?.. Мы просто старые друзья… Хочу, чтобы мы оставались друзьями… Поэтому завтра я сменю гостиницу и поведу безупречную жизнь. Мы, конечно, сможем встречаться, гулять вместе. Но хочу, чтобы ему было ясно: я уехала не по какой-то низменной причине.

Она была одна, говорила сама с собой, такая же одержимая, как и ее муж.

— Спасибо, — пробормотал Рене.

— Боже мой, как все это трудно! Как тебе объяснить!.. Я хочу быть честной, свободной от всего, именно свободной… от всех… чтобы меня оставили в покое.

— Ты хочешь действовать по-своему и при этом чтобы тебя строго не судили.

Она бросила на него быстрый взгляд, пытаясь определить, говорит ли он с сочувствием или как противник. Он вытащил трубку и задумчиво посасывал ее.

— Одного не могу понять, — проговорил он наконец. — Почему ты так внезапно объявилась… Могла бы написать, объяснить, подготовить меня… У меня такое впечатление… могу ошибаться, заметь… у меня впечатление, что меня ты используешь как аргумент в ссоре с мужем.

— Нет, — воскликнула она. — Это не так. Я просто боюсь его. Мне надо научиться сопротивляться ему… Если завтра я окажусь с ним лицом к лицу… он, наверно, опять будет сильнее, а мне надоело… быть… — она пожала плечами, — самкой… Когда я уезжала, у меня был только ты… Веришь мне?.. Если хочешь, можешь курить.

Он набил трубку, как всегда медленно и основательно. Она сняла платье, неспешно, как супруга перед мужем. Оба понимали, что им предстоит еще долгий разговор.

— С тобой, — проговорила она, — я чувствую себя на равных. С ним нет. Я хочу, чтобы он считался со мной. Вернувшись завтра вечером, он найдет записку и начнет что-то понимать.

Она сняла чулки, начала искать застежки розового бюстгальтера.

— Почему ты смеешься?

— О! — сказал Рене. — Мне совсем не до смеха. Но ты — полуголая, а я спокойно курю трубку… смешно. В сущности, ты права. Я создан быть просто приятелем. Для Майяра я тоже приятель. Ладно, продолжай… Ты оставила записку…

— Да… довольно сухую и очень ясную.

Она прошла перед ним, взяла пижаму и направилась в ванную комнату.

— Знаю, он перевернет все вверх дном, лишь бы наложить на меня лапу.

— Боже, — воскликнул Рене, как будто уронив что-то горячее. — Телеграмма!

— Какая телеграмма?

— Я тебе отправил телеграмму…

Она появилась в проеме дверей, один рукав пижамы был надет, другой свисал спереди, прикрывая живот.

— Ты хочешь сказать, что?..

— Я не мог знать… Получаю первую телеграмму с сообщением… Фло… Пойми… радость моя.

— Что ты написал в телеграмме?

— «Жду с нетерпением… Счастлив…» и подпись: «Рене».

Она медленно опустила руки, приоткрыв грудь, и, прислонив голову к косяку двери, начала плакать. Рене подошел к ней.

— Оставь меня, — пробормотала она. — Все кончено. Зря я уехала.

— Но что изменилось?

— Все… все…

Жестом наказанной девочки, взволновавшим Рене, она вытерла глаза.

— Фло… Подожди… Иди сюда. Успокойся. Попробуем разобраться.